За последние тринадцать лет меня много раз называли невежественным и бестолковым, не зная, что дело вовсе не в том, что я не умел хитрить и подстраиваться, и не в том, что я не понимал, сколь велика власть императора, – я всего лишь не хотел склонять перед ним голову.
Во взгляде императора Цяньлуна мелькнула печаль, и он велел евнуху привести ахалтекинского скакуна, которого преподнесли ему монголы.
Ведя за собой подаренного Цяньлуном коня, я вышел за ворота Запретного города. На улицах, заполненных гулом голосов, кипела жизнь.
Юнчжэн был поистине скупым императором и за время правления ничего не построил, поэтому Пекин почти не изменился. Это по-прежнему был тот самый город, который я очень хорошо знал.
Я мог легко отыскать тот кабачок, в котором когда-то собирался с друзьями, всегда готовый поступить как герой стихотворения Ли Бо «Поднося вино»: «Вот быстрый конь, вот новый плащ – пошлем слугу-мальчишку, пусть обменяет их, и вновь, друзья, забудем мы о своих скорбях»
[145]. Еще я видел веселый терем Фэнъюэ
[146], в котором мы с девятым братом провели не один приятный вечер за вином, и чайную, где восьмой брат встречался с цзяннаньскими учеными.
– Господин! – закричала девушка с верхнего этажа одного из кабаков. – Господин с лошадью!
Я вскинул голову и взглянул на нее, но она помахала рукой кому-то за моей спиной:
– Господин, вы забыли свой веер!
Я продолжал смотреть на певичку, что стояла на верхнем этаже, прислонившись спиной к колонне, и улыбалась.
Однажды в Праздник фонарей я приехал сюда в компании спесивых и распущенных молодых господ, чтобы выпить вина и полюбоваться фонарями. Здесь я встретил тринадцатого брата с Жоси. С ними еще была та певичка Люйу.
Та ночь была совсем как в стихотворении Синь Цицзи: «По улицам, запахов полным, роскошные мчатся повозки», «Фонарики ветер качает, и кажется, что расцветают деревья с гирляндой на ветках», «И ярко, как будто созвездья посыпались с неба на землю», «Всю ночь в небе плещутся темном фонарики-рыбки цветные»…
[147]
Мужчина позади недовольно ткнул меня нагайкой в спину:
– Эй, чего уставился? А ну, катись отсюда, пока я не выковырял тебе глаза!
С этими словами он поднял хлыст, собираясь ударить меня. Я тут же отвел глаза и бесцельно побрел дальше по улице, ведя за собой коня.
На самом деле мне хотелось отправиться на северо-запад – мчаться во весь опор далеко-далеко, с громким криком пустив коня вскачь, видеть, как «сокол взмывает стрелой к небосводу», как «рыба в мелкой воде промелькнула, как тень»
[148].
Однако император Цяньлун не даст мне уехать из Пекина.
Ну и довольно. Каждый уголок этого города несет на себе следы наших с ними общих воспоминаний. Я обойду их все один за другим, не спеша вызывая прошлое в памяти.
