– У тебя все хорошо? – спросила я, усадив подругу на стул.
Растерянно застыв, она долго сидела неподвижно. Затем, внезапно изменившись в лице, упала на колени, обняла меня за ноги и тихо разрыдалась. Я тут же опустилась на колени рядом с ней и, обняв ее, прошептала ей в ухо:
– Если тебя кто-то обидел, просто скажи мне.
– Я не хочу покидать дворец, – сказала Юйтань, размазывая слезы по лицу.
Достав платок, я вытерла ей слезы со словами:
– Я попрошу Его Величество щедро наградить тебя, и, покинув дворец, ты больше никогда не будешь знать бедности и лишений.
– Награды, что я получила за годы службы при дворе, конечно, не идут ни в какое сравнение с твоими, сестрица, – проговорила девушка, – однако их вполне достаточно, чтобы безбедно встретить старость.
Немного подумав, я предложила:
– Тебе кто-нибудь нравится? Я могу попросить Его Величество устроить тебе хороший брак, как тебе такое? Из-за возраста ты уже не сможешь быть первой женой, но, если Его Величество самолично выдаст тебя замуж, никто не посмеет смотреть на тебя свысока.
Спустя миг из глаз Юйтань, будто жемчужины из порвавшегося ожерелья, одна за другой хлынули слезы. Покачав головой, она, плача, ответила:
– Сестрица, я не хочу выходить замуж. Я оставила эту мысль, едва попав во дворец. Мне хотелось лишь одного – чтобы у моей семьи все было благополучно. Мои братья уже обзавелись семьями, и их жен я никогда в жизни не видела. Какой мне смысл теперь возвращаться к ним? Лучше уж остаться во дворце. Когда мои братья упоминают о том, что их сестра прислуживает лично Его Величеству, окружающие начинают их уважать, и их карьера тут же идет в гору – считай, исполняется та мечта, что я лелеяла с первого дня во дворце. А еще я хочу остаться с тобой, сестрица.
– Желающие покинуть дворец не могут этого сделать, – с тихим вздохом пробормотала я, – а имеющие возможность – не желают.
– Добрая сестрица, позволь мне остаться, – умоляюще прошептала Юйтань, – и мы будем подругами, как раньше.
– Сама я очень хочу, чтобы ты осталась, – кивнула я. – С кем еще в этом дворце мне поговорить по душам? Однако я ничего не могу обещать, лишь попросить Его Величество.
Юйтань тут же перестала плакать и улыбнулась:
– Раз уж сестрица согласилась, Его Величество ни за что не сможет ей отказать.
Я потянула ее за руку, поднимая на ноги, и укоризненно сказала:
– От меня здесь ничего не зависит, только ты почему-то веришь, что это так.
Юйтань только улыбалась, ничего не говоря.
– Где ты сейчас живешь? – спросила я.
– Я все еще живу в прежнем доме.
– А где Ли-анда?
– Я его не встречала, но слышала, что он хочет покинуть дворец и уйти на покой.
Пока мы с ней болтали, незаметно миновал час Крысы. Поднявшись со стула, Юйтань попрощалась, и я с улыбкой проводила ее до дверей.
Увидев, что в окнах императорской опочивальни не горит свет, а внутренние покои с восточной стороны ярко освещены, я спросила:
– Неужели Его Величество в последнее время ложится так поздно?
– Его Величество занимается государственными делами в восточных покоях, а когда устает, отдыхает прямо там, – ответила Мэйсян. – Он еще ни разу не проводил ночь в опочивальне.
Я поспала днем, поэтому не ложилась, продолжая думать о нем и чутко прислушиваться к звукам снаружи. Иньчжэнь, однако, так и не лег спать в ту ночь. Уже миновала пятая стража, пришло время начинать утреннюю аудиенцию, а он так и не возвращался.
Едва я успела одеться, как вошла Мэйсян с тазом, полным воды, и всем необходимым для умывания.
– Его Величество уже отправился проводить аудиенцию? – спросила я у нее.
– Уже отправился, – ответила Мэйсян, засучивая мне рукава.
Дожидаясь окончания аудиенции, я успела небрежно пролистать сборник танской поэзии аж до половины. Стоя в западных покоях, я видела через окно, как восьмой и тринадцатый господа, а также Чжан Тинъюй вошли вслед за Иньчжэнем в главный зал. Увидев восьмого принца впервые за семь лет, я испытала целую бурю чувств.
Годы идут, и все неизбежно стареют, утрачивая былую красоту. Восьмой принц, впрочем, являл собой настоящее чудо: он был словно осенний лист, которому ветры и холода времени не только не причиняли вреда, но и, напротив, постепенно делали еще ярче и прекраснее. В нем стало меньше юношеской чистоты, но больше серьезности и основательности взрослого человека. Он выглядел благородно и безукоризненно. Но почему же они все были такими тощими и ослабевшими?
Подошло время ужина. Пришла Мэйсян и сказала:
– Его Величество зовет барышню прислуживать за ужином.
Отложив книгу, я отправилась за ней.
– Его Величество уже закончил обсуждение государственных вопросов? – невзначай спросила я.
– Не знаю, – ответила Мэйсян. – Восьмой господин и сановник Чжан уже ушли, но тринадцатый господин по-прежнему здесь.
Когда я вошла и произнесла слова приветствия, Иньчжэнь и тринадцатый господин как раз собирались вымыть руки: Цзюйюнь держала таз с водой, а Гао Уюн должен был закатать рукава Его Величеству. Увидев меня, Иньчжэнь знаком велел Гао Уюну удалиться, после чего взглянул на меня с едва заметной улыбкой. Чуть поджав нижнюю губу, я подошла к нему, засучила его рукава, после чего вымыла ему руки и обтерла лицо полотенцем. К тому времени, как я закончила, тринадцатый господин тоже завершил свои процедуры.
Евнухи уже накрыли на стол, и Иньчжэнь, сев на свое место, произнес:
– Садись, тринадцатый брат!
С поклоном поблагодарив за милость, тот сел рядом.
– Пусть Гао Уюн остается прислуживать, остальные могут идти, – велел Иньчжэнь.
Когда все слуги покинули покои, Его Величество обратился к Гао Уюну:
– Принеси еще один табурет.
Гао Уюн торопливо притащил табурет и поставил рядом с императором. Оглянувшись на меня, почтительно стоящую у него за спиной, Иньчжэнь знаком велел мне сесть.
С улыбкой взглянув сперва на меня, затем на тринадцатого господина, он с легким вздохом сказал:
– Наконец мы можем отужинать все вместе.
– Благодарю царственного брата за милость, – отозвался тринадцатый, едва заметно улыбнувшись.
Я бросила на тринадцатого господина хмурый взгляд, но тот, притворившись, что ничего не заметил, опустил голову и замер в почтительной позе.
Слегка ущипнув меня под столом за руку, Иньчжэнь проговорил:
