Ксения вздохнула.
– Мы знаем психологию Халл. Особенно – Халл-три. Их культура построена на протесте против материнской цивилизации. Как у подростка, ушедшего из родительского дома и стремящегося доказать свою самостоятельность. Они отвергают наше покровительство, они отвергают помощь Халл-один. Слова Уолра означают, что они смирились с необходимостью подчиниться кому-то. Значит, они уже имеют какое-то представление о Стирателях.
– Но вы победили в бою, – заметил Ян. – Возможно, Уолр изменит свою позицию? Выберет более сильного?
Ксения едва заметно улыбнулась:
– Надеюсь, что нет, потому что мы оказались слабыми. Спасибо за ваше мнение, друзья. После прибытия новых членов экспедиции мы проведём разговор с Уолром. Честный разговор.
– Новых членов? – поразился феолец.
– О, разве я не сообщила? – Ксения пожала плечами. – Да. Мы вызвали корабль Ауран и вашего ползуна.
Двести шесть – пять поморщился.
– Вот это было излишне!
В России профессиональное обучение космонавтики практиковалось с шестнадцати лет. Было, конечно, Гагаринское кадетское училище в Смоленске и Центр Циолковского в Калуге, где дети учились «космическим профессиям» с десяти лет. Горчаков считал это пустым баловством, пусть и романтичным – по статистике с космосом свою жизнь связывало меньше двадцати процентов выпускников. Сам он поступил в училище в шестнадцать, в последний момент выбрав между Владивостокским Глубоководным и Московским Аэрокосмическим. О решении своём он никогда не жалел, но был убеждён, что в десять лет планировать жизнь невозможно. Были у них в училище ребята из Смоленска и Калуги – ничем особенным они не выделялись, подготовкой не блистали, хоть и надували поначалу щёки, рассказывая о традиционном одиночном орбитальном полёте и выпускной лунной миссии. Так что американский подход – непрерывный цикл обучения с девяти до семнадцати лет, точно так же как европейский, при котором подготовка начиналась в одиннадцать, по мнению Горчакова, были последствиями элитарного англосаксонского подхода к образованию, когда детей стараются как можно раньше выпихнуть из дома для обретения полезных в жизни социальных связей.
Впрочем, благодаря русской неспешности, Валентин подружился с Матиасом – тот тоже решил стать космонавтом лишь в пятнадцать лет и выбор русского училища был для него последним шансом на достойное образование.
Но сейчас, разговаривая с «откатившейся» к одиннадцатилетнему возрасту Лючией, он впервые подумал, что в американском подходе тоже есть какой-никакой смысл. Вот как бы он сам себя вёл, внезапно очнувшись во взрослом теле, в глубоком космосе, в окружении незнакомых людей – и с разумом одиннадцатилетнего пацана? Да разревелся бы, без всяких сомнений.
А вот Лючия, после короткой паники, вызванной, похоже, в первую очередь тем, что она пришла в себя голой, на удивление быстро собралась. И после того, как Мегер помогла ей одеться и напоила какао, вела себя достойно. Сидела на кушетке, держа в руках кружку, и очень старательно отвечала на вопросы.
– Были гонки на картах. Я очень хотела победить, – рассказывала она. – Алекс был первым, но я думала, что стану второй.
– Ты пришла третьей, – пробормотала Мегер. – Очень достойно для девочки, которая не специализируется как пилот.
– То есть я не разбилась? – уточнила Лючия.
– Нет. Взяла третье место. Хорошо училась… хотя мне кажется, что твои кулинарные навыки не соответствуют высокой оценке… – Мегер хмыкнула. – Мы опоздали на «Техас», где должны были пройти практику. Вместо этого попали на «Твен», к командиру Горчакову.
Лючия с интересом посмотрела на Валентина. Потупила глаза. Потом спросила:
– А я кто?
– Специалист по системам жизнеобеспечения, – с ноткой удивления произнесла Мегер.
– Я хотела перевестись на инженера двигательных систем, – вздохнула Лючия. – На третьем курсе…
– Видимо, ты передумала, – сказала Мегер терпеливо. – Или не прошла экзамен. А чем тебе не нравится специалист жизнеобеспечения?
– Я пошла на этот курс, потому что у меня высокий балл за внешность, – откровенно сказала Лючия. – На другие курсы не проходила. Но специалисты по жизнеобеспечению… мама говорит, что туда идут девушки вольного поведения. Мама говорит, это место для baldracca
5. Тётушка Бьянка с ней спорила, это была её профессия в молодости…
Валентин даже поперхнулся. Ничего особо грубого сказано не было, но в сочетании с невинным детским выражением лица Лючии и её более чем сексапильной внешностью… В общем, прозвучало странно.
– И вовсе не обязательно, – сказала Мегер. – Психологический климат в экипаже вовсе не обязательно поддерживать таким путём! В любом случае, ты выбрала именно эту профессию.
– Но ведь я теперь всё забыла? – с надеждой произнесла Лючия. – Можно мне чему-то другому научиться?
– Я подумаю над этим, – решила Мегер. – Сейчас я отведу тебя в каюту, отдохнуть и ознакомиться с событиями нашего полёта. Думаю, Марк подготовит краткий и точный пересказ событий.
– Марк наш искин? – спросила Лючия и захлопала ресницами. – Кажется, я помню, что искина зовут Марк!
– Вот видишь, детка, кое-что вспоминается, – сказала Мегер. – Пойдём.
– Разрешите идти, командир Горчакофф? – спросила Лючия.
Правила субординации кадеты явно учили хорошо и с первого года обучения, а вот в произношении русских фамилий путались.
– Свободны, кадет Д’Амико, – разрешил Горчаков.
Лючия поставила кружку и вместе с Мегер вышла из медотсека.
– Блин, ну и дела, – пробормотал Гюнтер. Покачал головой. – Scheiße
6…
– Вынужден согласиться, – сказал Горчаков.
– Простите, командир. – Соколовский достал из-под столика припрятанную бутылку, допил воду из стакана и щедро налил себе польской водки. – Я старый никчёмный дурак. Я был уверен, что девочка в порядке.
– Вы сделали всё, что могли, – Валентин пожал плечами. – И Ракс сделали всё возможное. Хорошо, что Лючии не три года. Она хотя бы понимает, что находится в космосе и у неё есть какие-то базовые навыки дисциплины.
Соколовский залпом выпил, глянул на командира мгновенно покрасневшими глазами. Засопел. Гюнтер протянул ему кусок колбасы, но доктор упрямо покачал головой.
– Нет… хочу напиться… Командир, вас словно не беспокоит состояние Лючии…
– Беспокоит, – возразил Валентин. – Умеренно. Меня куда больше беспокоит состояние Мегер.
– Но она в порядке! – воскликнул Лев.
