Горчаков вздрогнул и сфокусировал взгляд. Рядом, в одном из их корабельных скафандров, стоял… стоял Ян!
Голова соргосианина была вытянута вперёд куда сильнее, чем у людей, он буквально упирался носом в прозрачное забрало. Надеть шлем, наверное, представляло для него серьёзную проблему, не меньшую, чем всунуть копыта в ботинки.
Но он стоял рядом с Горчаковым и даже придерживал его за руку.
– Плохо, – признался Валентин. – Мне хочется убежать.
– Спускайтесь, – спокойно сказал Ян. – Я помогу Криди.
– Не хочу внутрь! – возмутился Горчаков. – Хочу в вечность. В ничто!
– Как угодно, – покладисто сказал Ян. – Но вам надо сказать об этом старпому. Правильно? Вы должны передать командование. А потом можно в вечность.
Ян был прав, и Горчаков вздохнул.
– Верно. Я на минутку.
Он занёс ногу над краем люка, шагнул в него, будто в колодезь, вектор гравитации сменился (кажется, и Ян пихнул его в спину). Голова на миг закружилась, мир внезапно обрёл краски, объём и реальность.
– Дрянь! – закричал Горчаков, отшатываясь от люка. – Какая там дрянь!
Руки задрожали, едва он вспомнил, как нащупывал нож.
Матиас и Соколовский, оба в скафандрах, разумеется, оттащили его вглубь шлюзовой. В дверь на миг заглянул Ян, сказал:
– Иду за Криди.
И исчез.
– Осторожнее, Ян! – крикнул Горчаков. – Эта дрянь затягивает тебя!
– Какая дрянь? – отозвался Ян.
– Ничто. Пустота. Червоточина. Это сводит с ума!
Матиас и Лев напряжённо смотрели на Валентина.
– Ну, я пока ничего… – ответил Ян. – Сообщу, как только что-то почувствую… слушайте, а ведь я стал первым жителем Соргоса, вышедшим в открытый космос!
«Это не космос, балбес!» – захотелось выкрикнуть Валентину.
Но он сдержался. Задышал медленнее и спокойнее, восстанавливая дыхание, воздух был перенасыщен кислородом.
– Уже не тянет спрыгнуть с корабля? – спросил Матиас.
– Никогда больше не выйду в червоточине, – выдохнул Валентин. Матиас неохотно отпустил его плечо. – И вам не позволю! Зачем вы послали туда парня?
– Потому что он не человек, – ответил Лев. – Я подумал, что эффекты червоточины разнятся для разных видов. Криди держался гораздо лучше вас, уж извините. Значит, Ян…
– Мог сразу слететь с катушек!
– Да, – признал доктор. – Или, наоборот, воспринять мир за обшивкой совершенно спокойно.
– Вытащил Криди, – сообщил Ян. – Он что-то бормочет, но цепляется за меня. Несу его назад.
– Ты в порядке? – спросил Горчаков.
– Да, – кажется, Ян даже смутился от собственного ответа. – Жутковато немного, но интересно.
– Что с кабелем? – спросил Валентин.
– Криди его закрепил, прежде чем сорвался. Я подёргал, проверил. Он намертво приклеен к выводу сломанной антенны.
Им пришлось подождать ещё две минуты, прежде чем Ян спустил Криди в люк. Кот почти сразу начал дёргаться и ругаться, на своём языке, но с такой экспрессией, что стало ясно – он в порядке. Ян спустился следом, и Матиас немедленно закрыл люк.
– Тебе не хотелось спрыгнуть? – спросил Валентин.
– Нет, – просто ответил Ян. – Вот шлем бы снять, я натёр себе нос о стекло.
Шипел воздух, наполняя шлюз. Горчаков переключил связь на Марка и спросил:
– Почему ты меня не позвал? Не окликнул?
– Командир, прослушайте запись, – ответил искин. – Я на вас орал минуты три. Вы будто не слышали.
– Не слышал, – признался Горчаков.
Индикатор на стене загорелся зелёным, и он стал снимать шлем. Криди сидел на полу, тряс головой и временами что-то шипел вполголоса. Потом сказал:
– Извините. Обычно я не позволяю себе подобных выражений…
Лев с удовольствием развалился в кресле, глядя, как Горчаков достаёт из капитанского бара коньяк. Сказал:
– Даже не стану протестовать, Валентин.
– Я и не ждал… – Горчаков щедро налил коньяк в четыре бокала, сел напротив доктора. Вообще-то в малой кают-компании их было шестеро, но Ксения сразу же покачала головой и взяла стакан воды, а Уолр, поколебавшись, вообще отказался от напитков.
Матиас и Мэйли взяли свои бокалы без возражений.
Был, разумеется, и ещё один участник совещания – Марк.
– По русской традиции – не чокаясь, – сказал Валентин. – В память об Анне Мегер. Она была великолепным пилотом и хорошим человеком. Мы запомним её именно такой, а не тем, кем или чем она стала.
Все отпили по глотку.
Валентин помолчал несколько мгновений, потом продолжил:
– Давайте подытожим ситуацию. Мы потеряли двух членов экипажа. И если потеря Лючии болезненна для нас морально, то потеря Мегер оставила серьёзную брешь в экипаже.
– Но девочка жива, – сказала Мэйли.
– Да, но она больше не наша девочка и не член команды. Хорошо, что изначально не самый важный. Что будем делать с пилотом?
– Я готов взять на себя функции Мегер, – произнёс Марк.
– Спасибо, – кивнул Валентин. – Но ты же понимаешь, по какой причине на кораблях до сих пор есть пилот?
– Нестандартное интуитивное мышление, свойственное разумным биологическим видам, но недоступное обычным искинам, – ответил Марк. – Однако в своём нынешнем состоянии я необычен.
Валентин подумал о том, что стоило пригласить на совещание Тедди. Но жалко было дёргать мальчишку со всеми его травмами, физическими и душевными. Да и видеть выпивающих офицеров ему не следует. Он спросил:
– Какой у тебя цикл ядра, Марк?
– Плавающий.
Горчаков вопросительно поднял брови.
– От пятьдесят шестого до девяносто второго, – пояснил Марк.
– Как это возможно? – заинтересовался Матиас. – Твоя архитектура позволяла подняться максимум до семьдесят пятого цикла.
– Он хитрит, – сказала Ксения неохотно. – Не с нами, а с фундаментальными ограничениями своей конструкции. Это как русские горки – производительность ядра падает, потом поднимается, снова падает… В пике он на несколько секунд достигает девяносто второго цикла, потом на несколько секунд роняет до минимума.
– Ты не угробишь себя? – уточнил Горчаков.
– Нет, командир. Это интересное состояние, я сравнил бы его с человеческим сном и пробуждением. Работоспособность схемы я просчитал на пике своих способностей.
– Ага, – сказал Валентин. – И это позволит тебе заменить Мегер?
– Не знаю. Возможно. Моё сознание изменилось, мне кажется, я стал способен к интуитивным решениям. Но это несёт в себе и риск ошибиться.
