– Угу. Нам подтвердили, что на момент катастрофы в Танго Чарли было четыре шелти. Их отвезли в зоопарк в Клавдии. Других собак на станции не оказалось – какой бы то ни было породы. Мы не смогли выяснить, как получилось, что их выживание просмотрели во время расследования трагедии.
– Очевидно, кто-то их пропустил.
– Да, сэр.
Хеффер ткнул трубкой в голоснимок:
– Что это? Вы и это уже изучили?
Бах проигнорировала возможный сарказм. Хеффер показывал на отверстие в боку животного.
– Компьютер полагает, что это родовой дефект, сэр. Кожа не сформировалась полностью. Из-за этого на животе осталось отверстие.
– А это что?
– Внутренности. После родов сука вылизывает щенка дочиста. Когда она обнаружила этот порок развития, то продолжала лизать, пока ощущала вкус крови. Внутренности выпали, и щенок умер.
– Он все равно не смог бы выжить. С такой-то дырой.
– Нет, сэр. Обратите внимание, что передние лапы тоже деформированы. Компьютер предполагает, что щенок был мертворожденным.
Хеффер изучил несколько голоснимков, окутанный голубым облаком табачного дыма, потом вздохнул и откинулся на спинку кресла.
– Просто восхитительно, Бах. Прошло столько лет, а в Танго Чарли есть живые собаки. И они к тому же размножаются. Спасибо, что обратили на это мое внимание.
Теперь настала очередь Бах вздохнуть. Она ненавидела эту часть. Теперь ее работой стало объяснить это начальству.
– Все еще поразительнее, сэр. Мы знаем, что в Танго Чарли в основном сохранилась герметичность и есть воздух. Поэтому ясно, что колония собак может там размножаться. Но если исключить взрыв, который выбросил бы множество обломков в окружающее пространство, этот мертвый щенок наверняка покинул станцию через воздушный шлюз.
Шеф нахмурился и уставился на нее с нарастающей яростью.
– Вы что, утверждаете… что в Танго Чарли есть живые люди?
– Сэр, это должны быть люди… или очень разумные собаки.
* * *
Собаки не умеют считать.
Чарли продолжала мысленно твердить это, стоя на коленях на краю бездны и глядя, как уменьшается тельце малыша Альберта, торопящегося присоединиться к вращающимся звездам. Интересно, не станет ли он сам звездочкой? Вполне возможно.
Она бросила вслед розу и посмотрела, как цветок тоже уменьшается, отдаляясь. Быть может, он станет звездой-розой.
Она прочистила горло. Задумалась, какие фразы сказать, но ни одна ей не понравилась. Тогда она решила спеть гимн, единственный, который знала. Она выучила его давно от матери, которая пела его для отца, пилота космического корабля. Голос ее прозвучал чисто и четко.
Господь да хранит
Всех тех, кто летит
Сквозь бездну Его
Над небесным огнем.
Лелей их полет,
И ночью, и днем.
Я милость Твою
Молитвой пою.
Некоторое время Чарли молча простояла на коленях, гадая, слушает ли ее бог и годится ли этот гимн и для собак. Альберт сейчас точно летит через пустоту, поэтому Чарли решила, что и он заслуживает немного милости.
Чарли сидела на корточках на листе изогнутого металла на нижнем – или самом внешнем – уровне колеса. Нигде в колесе не было силы тяжести, но, поскольку оно вращалось, чем дальше вниз ты спускался, тем тяжелее становился. Сразу за листом металла начиналась пустота – дыра метров двадцати в поперечнике, вырванная в обшивке колеса. Металл был выгнут наружу и вниз силой какого-то давнего взрыва, и эта часть колеса была хорошим местом для осторожной ходьбы – если вообще возникала необходимость здесь ходить.
Она вернулась к шлюзу, вошла в него и закрыла за собой наружную дверь. Она знала, что это бессмысленно и что за наружной дверью нет ничего, кроме вакуума, но это правило было внушено ей очень прочно. Когда проходишь через дверь, запирай ее за собой. И запирай тщательно. А если этого не сделаешь, то ночью тебя убьет высасыватель дыхания.
Она вздрогнула и направилась к следующему шлюзу, внутри которого тоже был вакуум, как и в том, что остался позади. Наконец в пятом шлюзе она шагнула в крохотную комнатку, где была пригодная для дыхания атмосфера, хотя и холодноватая. Оттуда она прошла через еще один шлюз и лишь тогда осмелилась снять шлем.
Возле нее стоял большой пластиковый ящик, а в нем, дрожа на обрывке окровавленного одеяла и не совсем в ладах с миром, лежали два щенка. Она достала их, по одному в каждую руку – что не сделало их счастливее – и удовлетворенно кивнула.
Девочка поцеловала щенков и положила их обратно в ящик. Сунув его под мышку, она повернулась к другой двери. Было слышно, как эту дверь царапают когтями с другой стороны.
– Лежать, Фуксия! – крикнула она. – Лежать, мамаша-псинка.
Царапание прекратилось, девочка открыла последнюю дверь и вошла.
Фуксия со станции Чарли послушно сидела, насторожив уши и наклонив голову. В ее глазах читалась та полная и трепетная сосредоточенность, какой может достичь только ощенившаяся сука.
– Я их принесла, Фукси, – сказала Чарли. Она опустилась на колено и разрешила Фуксии поставить лапы на край ящика. – Видишь? Вот Хельга, и вот Конрад, и вот Альберт, и вот Конрад и Хельга. Один, два, три, четыре, одиннадцатьдесять
[13] и девять и шесть будет двадцать семь. Видишь?
Фуксия с сомнением посмотрела на щенков, потом захотела вытащить одного из них, но Чарли ее оттолкнула.
– Я сама их понесу, – сказала она, и они зашагали по тускло освещенному коридору. Фуксия не сводила глаз с ящика, повизгивая от желания добраться до щенков.
* * *
Эту часть колеса Чарли называла Болото. Давным-давно здесь что-то сломалось, и чем дальше, тем хуже здесь становилось. Девочка предположила, что это началось после взрыва – который, в свою очередь, стал косвенным результатом Умирания. Взрыв перебил важные трубы и провода. В коридор начала просачиваться вода. Дренажные насосы удерживали ситуацию от превращения в катастрофическую. Чарли редко сюда приходила.
В последнее время в Болоте начали появляться растения. Они были мерзкие на вид – трупно-белые, или желтые, как зубной налет, или серые, как грибы. Для них тут было совсем мало света, но они, похоже, не возражали. Иногда она даже задумывалась: а растения ли они вообще? Однажды ей показалось, что она видела рыбку. Она была белая и слепая. А может, это была жаба. Ей не нравилось о таком думать.
Чарли брела по воде, прижимая одной рукой коробку с щенками, а второй удерживая шлем. Рядом с ней брела недовольная Фуксия.
Наконец они выбрались из воды и вернулись в те места, которые Чарли знала лучше. Она свернула направо и поднялась на три пролета по лестнице, закрывая за собой дверь на каждой лестничной площадке, и вышла на Променад – прогулочную палубу, которую называла домом.
