– Ее здесь нет.
– Думаю, ты лжешь. Она со мной разговаривала всего минуту назад.
– Я начальник.
– Начальник чего?
– Просто начальник. А теперь немедленно приведи родителей!
Все увидели, как девочка встала и подошла ближе к камере. Сперва они видели только ее ноги. Потом на линзы полилась вода.
И ничто уже не могло остановить хохот теперь, когда Чарли помочилась на камеру.
* * *
Бах наблюдала за экранами три часа. Каждый раз, когда девочка проходила мимо первой камеры, Бах ее окликала. Она все тщательно продумала. Бах, как и Хеффер, мало что знала о детях. Она быстро посоветовалась с детским психологом из команды Хеффера, и они совместно выработали предварительный план игры. Парень, судя по всему, знал, о чем говорит и, что еще лучше, его советы согласовывались с тем, что подсказывал здравый смысл Бах – это должно сработать.
Она не произнесла ни одной фразы, которая могла бы прозвучать как приказ. Пока Хеффер бурлил у нее за спиной, Бах говорила спокойным голосом, полностью контролируя себя всякий раз, когда девочка показывалась на экране. «Я все еще здесь», – говорила она. «Мы можем поговорить», – мягко намекала она. «Хочешь поиграть?»
Ей отчаянно хотелось произнести одну предложенную психологом фразу, которая, образно говоря, сделала бы из нее и ребенка одну команду. А фраза была такая: «Этот идиот ушел. Теперь хочешь поговорить?»
Через какое-то время девочка начала поглядывать на камеру. Каждый раз она проходила мимо с новой собакой. Поначалу Бах этого не понимала, потому что выглядели собаки совершенно одинаково. Потом она заметила, что они немного отличаются по размеру.
– Какая чудесная собака, – сказала Бах. Девочка взглянула в камеру и начала уходить. – Я бы хотела такую. Как ее зовут?
– Это Сладкие Коричневые Баки Мадам
[16]. Поздоровайся, Баки. – Пес гавкнул. – Сядь для мамочки. Теперь перекатись. Встань. Теперь покрутись, вот хороший песик, пройдись на задних лапах. Теперь прыгни, Баки. Прыгай, прыгай, прыгай!
Пес в точности выполнил все приказы, подпрыгивая и делая сальто после каждой команды девочки. Потом сел, высунув розовый язык, и уставился на хозяйку.
– Я впечатлена, – сказала Бах, и это была буквальная правда. Как и другие жители Луны, она никогда не видела дикое животное, никогда не имела домашнего питомца и видела животных только в муниципальном зоопарке, где были приняты все меры, чтобы не вмешиваться в их естественное поведение. Она и понятия не имела, что животные могут быть настолько умными, а также сколько труда было потрачено на представление, которое она только что наблюдала.
– Это еще пустяки, – сказала девочка. – Видела бы ты его отца. Это снова Анна-Луиза?
– Да. А как тебя зовут?
– Чарли. Ты задаешь много вопросов.
– Наверное, да. Я лишь хочу…
– Я тоже хотела бы задать несколько вопросов.
– Хорошо. Спрашивай.
– Начнем с того, что у меня их шесть. Первый, почему мне надо называть тебя Анна-Луиза? Второй, почему я должна тебя извинить? Третий, что такое не та нога? Четвертый… но это уже не вопрос, раз ты уже доказала, что можешь сделать заявление, если захочешь, сделав его. Четвертый, почему ты пытаешься мне помочь? Пятый, почему ты хочешь увидеть моих родителей?
Бах не сразу поняла, что это те вопросы, которые Чарли задала во время их первого, сводящего с ума разговора. Вопросы, на которые она не получила ответа. И заданы они были в первоначальном порядке.
И весь этот набор был почти бессмысленным.
Но детский психолог жестикулировал и ободряюще кивал Бах, чтобы та начинала отвечать.
– Ты должна называть меня Анна-Луиза, потому что… у меня такое имя, а друзья называют друг друга по именам.
– А мы друзья?
– Ну, я бы хотела стать твоим другом.
– Почему?
– Слушай, можешь не называть меня Анной-Луизой, если не хочешь.
– Я не против. Я должна быть твоим другом?
– Нет, если не хочешь.
– А почему я должна захотеть?
И разговор продолжился в том же духе. Каждый вопрос порождал десяток новых, а из каждого нового рождался еще десяток. Бах рассчитывала быстро ответить на шесть – теперь уже пять – вопросов Чарли, а затем перейти к важным вещам. Вскоре она начала думать, что никогда не ответит даже на первый вопрос.
Она завязла в долгом и неуклюжем объяснении дружбы, повторяя одно и то же в десятый раз, когда в нижней части экрана появились слова.
«Гни свою линию» – прочитала она. Бах взглянула на детского психолога. Тот кивал, но делал успокаивающие жесты.
– Но плавно, – прошептал он.
«Правильно, – подумала Бах. – Гни свою линию. И начни не с той ноги снова».
– Все, хватит, – резко произнесла Бах.
– Почему? – спросила Чарли.
– Потому что я от этого устала. Хочу заняться чем-то другим.
– Хорошо, – согласилась Чарли.
Бах увидела Хеффера, тот отчаянно размахивал руками, стоя в стороне от камеры.
– Э-э… Капитан Хеффер все еще здесь. Он хотел бы с тобой поговорить.
– Ему не повезло. Я не хочу с ним разговаривать.
«И это хорошо для тебя», – подумала Бах. Но Хеффер продолжал махать руками.
– Почему нет? Он не такой уж и плохой.
Бах едва не стошнило от таких слов, но она этого не показала.
– Он мне соврал. Сказал, что ты ушла.
– Ну, он здесь главный, так что…
– Я тебя предупреждаю, – сказала Чарли и выдержала драматическую паузу, покачивая пальцем на экране. – Если вернешь эту голову с какашками внутри, я никогда больше не стану с тобой разговаривать.
Бах беспомощно взглянула на Хеффера, и тот наконец-то кивнул.
– Я хочу поговорить о собаках, – заявила Чарли.
Этим они и занимались весь следующий час. Бах порадовалась, что изучила эту тему, когда появился мертвый щенок. Даже несмотря на это, не было сомнений, кто из них двоих был авторитетом. Чарли знала о собаках все, что следовало о них знать. И из всех вызванных Хеффером экспертов ни один не смог что-либо рассказать Бах о проклятых животных. Она написала записку и дала ее Штейнеру, который отправился на поиски зоолога.
Наконец Бах смогла перевести разговор на родителей Чарли.
– Мой отец умер, – признала Чарли.
– Мне очень жаль. И когда он умер?
– О, уже давно. Он был пилотом космического корабля, и однажды он улетел и уже не вернулся. – Чарли на миг отвела взгляд. Потом пожала плечами. – Я тогда была совсем молодой.
