Штейнер тоже был хорошим человеком, но Бах выбрала его из числа других высококвалифицированных кандидатов исключительно из-за его тела. Она давно уже желала его и однажды, тридцать шесть недель назад, смогла затащить в постель. Он являлся отцом Джоанны, хотя она и не собиралась сообщать ему об этом. У Штейнера была великолепно развитая мускулатура, светло-коричнева кожа и никаких волос на теле – эти три качества делали мужчину неотразимым в глазах Бах.
– Давайте выберем место – даже не знаю, ну, какой-нибудь бар или сенсорниум – и будем туда регулярно наведываться. Он же не станет врываться туда и хватать первую попавшуюся женщину с большим животом. Скорее всего, маньяк постарается заманить ее в безопасное для него место. Возможно, пригласит ее поужинать. Мы изучаем досье его жертв…
– Мы решили, что убийца – мужчина? – спросила Бэбкок.
– Нет. Но скорее всего. Его называют «Беллманом». Только я понятия не имею, почему.
– Из-за Льюиса Кэрролла
[21], – пояснил Штейнер.
– Что?
Штейнер скорчил недовольную гримасу.
– Это из «Охоты на Снарка». Только там люди «тихо и внезапно» исчезали из-за Снарка, а не из-за Беллмана. А Беллман-то как раз охотился на Снарка.
Бах пожала плечами.
– Мы уже не впервые сталкиваемся с литературными аллюзиями. Ладно, кодовое название у этого дела: «БЕЛЛМАНХХХ». Степень секретности – повышенная.
Она бросила каждому из них папку с распечатками.
– Прочтите это и завтра расскажете, что вы думаете. Сколько вам нужно времени, чтобы завершить текущие дела?
– Я смогу управиться со всем за час, – ответила Бэбкок.
– Мне нужно чуть больше времени.
– Хорошо, тогда приступайте к работе немедленно.
Штейнер встал и вышел за дверь, а Бах вслед за Бэбкок отправилась в шумный диспетчерский центр.
– Когда я со всем разберусь, может, уйдем пораньше? – предложила Бэбкок. – Можем поискать место, где мы расставим ловушку.
– Отлично. Я угощу тебя ужином.
* * *
Пивнушка «Выбирай, что дают» была настоящими Джекилом-и-Хайдом от мира общепита: днем – довольно респектабельный бар, но по вечерам голографические проекции превращали его в самый отвязный салон плоти на Восточной 380-й штрассе. Бах и Бэбкок заинтересовались этим местом, так как оно было чем-то средним между роскошными заведениями в Бэдроке и грязными забегаловками, усеявшими район Верхних Залов. Пивная находилась на Шестом уровне, на пересечении Центральных магистральных спускных желобов, лифтов на Хайдлебург Зенкрехтштрассе и большого торгового центра, тянувшегося вдоль 387-й штрассе. В этом месте половину сектора выровняли, чтобы воздвигнуть громадную парковку в виде куба, а вдоль нее выстроили различные рестораны.
Бах и Бэбкок сидели за столом из пластикина и ждали, когда им принесут заказ. Бах раскурила манильскую сигару, вдохнула тонкую струйку лавандового дыма и посмотрела на Бэбкок.
– Ну, есть какая мыслишка?
Бэбкок подняла взгляд от распечаток и нахмурилась, ее взгляд стал задумчивым. Бах ждала. Бэбкок была медлительной, но не глупой. Она предпочитала работать методично.
– Жертвы относятся либо к низшему среднему классу, либо – к откровенной бедноте. Пять были безработными, семь – получали пособия.
– Возможные жертвы, – подчеркнула Бах.
– Принимается. Но будет лучше, если они все-таки окажутся жертвами, иначе мы зайдем в тупик. Единственная причина, по которой мы ищем этого «Беллмана» в забегаловках для представителей среднего класса, в том, что у всех этих женщин была общая черта. Если судить по их досье, они все – одиночки.
Бах нахмурилась. Она не доверяла досье из компьютерной базы. Информация, которая содержалась там, подразделялась на две категории: фактические и психологические данные. В раздел «психологических» были включены сведения о школьных оценках, посещении врачей, характеристики с мест работы, подслушанные разговоры, – все это становилось основой для проведения своего рода психоаналитического исследования, на результаты которого в какой-то степени можно было полагаться.
Фактические данные включали в себя все зафиксированные случаи прохода через гермодвери, поездки по рельсовой дороге или метро, проход или выход из шлюзов, – иными словами, учитывался всякий сигнал, когда гражданин пользовался своим идентификационным номером. В теории, компьютер мог построить модель передвижения каждого гражданина в течении дня.
На практике, разумеется, все обстояло иначе. В конце концов, у преступников тоже ведь имелись компьютеры.
– Только у двоих были постоянные любовники, – сказала Бэбкок. – Что удивительно, в обоих случаях это были любовницы. У остальных исчезнувших также отмечались некоторые предпочтения к гомосексуальным отношениям.
– Это ничего не значит, – отозвалась Бах.
– Даже не знаю. Еще у шестидесяти процентов пропавших плод был мужского пола.
Бах задумалась над услышанным.
– Ты пытаешься сказать, что эти женщины не хотели детей?
– Я ничего не пытаюсь сказать. Просто любопытный факт.
Официант принес заказ, и во время еды о Беллмане больше не вспоминали.
– Как, вкусно? – спросила Бэбкок.
– Ты про это? – Бах сделала паузу, проглотила то, что было у нее во рту, и в задумчивости посмотрела на тарелку. – Нормально. За такую цену сойдет. – Она заказала овощной салат, растительный стейк, печеный картофель и пиво. Растительный стейк был пережарен, и в нем чувствовался слабый металлический привкус. – А у тебя как?
– Съедобно, – проговорила Бэбкок с набитым ртом. – Ты когда-нибудь ела настоящее мясо?
Бах едва не поперхнулась от такого вопроса.
– Нет. При одной мысли о мясе меня тошнит.
– А я вот пробовала, – призналась Бэбкок.
Бах подозрительно посмотрела на нее и кивнула.
– Ну конечно. Ты ведь эмигрировала с Земли, верно?
– Моя семья. Мне тогда было всего девять. – Она крутила в руках свою кружку с пивом. – Папа был тайным мясоедом. Каждое Рождество он раздобывал цыпленка и сам готовил его. Копил деньги целый год.
– Он, наверное, пребывал в шоке, когда оказался здесь.
– Возможно. Немного. Но ему было известно, что здесь нет черного рынка мяса. Его и на Земле-то было непросто достать.
– Подожди… что такое цыпленок?
Бэбкок рассмеялась.
– Это такая птица. Никогда не видела их живыми. И мне они не очень нравились. Стейк намного вкуснее.
