– Мне нужен ваш совет, – сообщила Бах без всяких предисловий. – Я начальник муниципальной полиции Нового Дрездена, Анна-Луиза Бах. Мне доложили об атомной бомбе на Лейштрассе, а у меня нет никого с опытом по таким проблемам. Можете встретиться со мной на станции подземки через десять минут?
– Вы с ума сошли? Я иду на семьдесят пять, осталось две лунки, легкий трехфутовый на семнадцатой и потом пар
[24] на пять на последней лунке, и вы ожидаете, что я отправлюсь ковыряться с муляжом?
– И вы точно знаете, что это окажется муляж? – спросила Бах, желая услышать в ответ «да».
– Ну, нет, я ведь только что о ней услышал. Но девяносто процентов из них оказываются муляжами, знаете ли.
– Прекрасно. Рекомендую вам продолжать игру. А поскольку вы настолько уверены, я прикажу заблокировать «Пылающее дерево» до конца чрезвычайной ситуации. Я хочу, чтобы вы там и оставались.
Бирксон поразмыслил над ее словами.
– Насколько далеко эта ваша Лейштрассе?
– Примерно шестьсот метров. На пять уровней выше вас, и на один сектор в сторону. Не волнуйтесь. Между вами и муляжом десятки стальных пластин. Вы просто сидите там и не высовывайтесь, хорошо?
Бирксон промолчал.
– Я буду на станции через десять минут, – сказала Бах. – Прибуду в специальной капсуле. Последней на ближайшие пять часов.
И она положила трубку.
Бирксон задумчиво уставился на стену подземной полости. Затем опустился на колени и наметил линию удара. Нацелился для точной подачи мяча, сделал удар и услышал милый сердцу звук, когда мяч скатился в «чашку».
Он с тоской посмотрел на последнюю, восемнадцатую тишку
[25] и побежал к зданию клуба.
– Я скоро вернусь, – бросил он через плечо.
Капсула Бах опоздала на две минуты, но появления Бирксона ей пришлось ждать еще минуту. Она кипела от злости, стараясь не смотреть на встроенные в запястье часы.
Бирксон вошел в капсулу все еще с клюшкой в руке, и их головы дернуло назад, когда капсула рванула с места. Они проехали лишь небольшое расстояние, потом остановились. Дверь не открылась.
– Наверное, система перегружена, – предположила Бах, слегка смутившись. Ей не хотелось в компании этого терранина быть свидетельницей проблем в работе муниципальных служб.
– А-а, – протянул Бирксон, блеснув улыбкой с невозможным количеством квадратных зубов. – Несомненно, паническая эвакуация. Полагаю, вы не остановили систему подземки?
– Нет. Я… ну, я подумала, что у большого количества людей появится шанс покинуть эту зону на случай, если та штуковина взорвется.
Бирксон покачал головой и опять улыбнулся. Он вставлял эту улыбку после каждого произнесенного предложения как точку.
– Вам лучше заблокировать город. Если это муляж, то из-за паники у вас будут сотни мертвых и раненых. Попытка эвакуации – безнадежное дело. Вы сможете спасти пару тысяч, не больше.
– Но…
– Держите людей на месте. Если бомба взорвется, то дергаться бессмысленно. Вы потеряете весь город. И никто не станет подвергать сомнению ваше решение, потому что вы будете мертвы. А если не взорвется, то вы окажетесь в выигрышном положении, потому что предотвратили панику. Сделайте так. Я знаю.
Бах в тот момент начала ощущать реальную неприязнь к этому человеку, но решила последовать его совету. Тем более что в его мышлении имелась определенная холодная логика. Она позвонила в полицейский участок и приказала накрыть город крышкой. Теперь капсулы будут удалены из перекрестной трубы подземки впереди, а двигаться будет лишь ее приоритетная капсула.
Они воспользовались несколькими минутами задержки, пока выполнялся этот приказ, чтобы оценить друг друга. Бах видела молодого блондина с квадратной челюстью в клетчатом свитере и золотистых бриджах. Лицо у него было приветливое, и это ее озадачивало. На этом лице не замечалось никаких следов тревоги. Руки не дрожали, спокойно охватывая стальной стержень клюшки. Она не назвала бы его поведение высокомерным или самоуверенным, но он ухитрялся выглядеть неунывающим бодрячком.
Тут до нее дошло, что и он ее разглядывает, и стала гадать, что он видит, но тут он положил руку ей на колено. С тем же успехом он мог дать ей пощечину. Она была ошеломлена.
– Что вы… уберите руку… сурок.
Рука Бирксона переместилась выше. Оскорбление явно оставило его равнодушным. Повернувшись на сиденье, он потянулся к ее руке. Улыбка у него была ослепительной.
– Я тут подумал, что, раз уж мы застряли, а делать нам нечего, то мы можем начать знакомиться. Никакого вреда в этом нет, верно? Просто ненавижу зря время терять, вот и все.
Бах высвободила руку и приняла защитную позу. У нее возникло ощущение, что она попала в ловушку в кошмарном сне. Но Бирксон пошел на попятный, не желая настаивать после того, как получил отпор.
– Ладно. Вернемся к этому позже. Я все же хотел бы выпить с вами или поужинать. Когда вся история закончится, разумеется.
– История… Да как вы можете о таком думать…
– …в такой момент? Знаю. Я вас услышал. Просто бомбы меня заводят, вот и все. Ну, ладно, оставлю вас в покое. – Он снова улыбнулся. – Но, может быть, ваше отношение изменится, когда это закончится.
Ей на миг показалось, что ее сейчас стошнит от сочетания отвращения и страха. Страха перед бомбой, а не этим ужасным человеком. У нее желудок завязался узлом, а он тут сидит и грезит о сексе. Да что за урод за такой?
Капсула вновь дернулась, и они отправились дальше.
* * *
Опустевшая Лейштрассе превратилась в светящуюся раму из витрин, окаймленных полосками из нержавеющей стали, и флуоресцентного потолка, по которой от станции подземки на площади торопливо шла невероятная пара: Бирксон в анахроничной одежде для гольфа, царапающий шиповками полированный каменный пол, и Бах на полметра выше его – худая, как и все жители Луны. На ней был мундир муниципальной полиции – синий нарукавник и кепи, украшенные эмблемой шефа полиции, наплечная кобура, пояс для снаряжения, с которого свисали поблескивающие и смертоносные на вид инструменты ее профессии, матерчатые шлепанцы и несколько клочков ткани в произвольно выбранных местах. В мягких условиях лунных коридоров благопристойность скончалась уже давным-давно.
Они дошли до выставленного вокруг бомбы оцепления, и Бах поговорила с командиром полицейских. Слышалась фальшиво звучащая музыка.
– Что это? – спросил Бирксон.
Офицер Вальтерс, с которым разговаривала Бах, обшарил Бирксона взглядом, прикидывая, насколько почтительно ему следует относиться к этому ухмыляющемуся придурку. Очевидно, он и был тем экспертом по бомбам, которого Бах упоминала, когда звонила, но притом он был еще и землянином и не служил в полиции. Следует ли обращаться к нему «сэр»? Он так и не смог решить.
