– Нет.
Мой голос был спокойным и твердым.
Она ударила меня еще несколько раз, но я не сдался. Я не сопротивлялся. Я не ударил ее в ответ.
– Отлично! – наконец она отступила и начала спускаться по ступенькам. – Развлекайся со своим глупым пари и своей чертовой Джульеттой, верь в свою идиотскую выдуманную сказку. Спойлер, Ромео! – закричала она, драматично жестикулируя руками. – В конце вы оба, черт возьми, умрете!
Она устремилась прочь, в свой огромный дом, проклиная меня и пылая от гнева.
Я постоял на крыльце, дожидаясь, пока она благополучно зайдет внутрь.
Этим же вечером я увидел, как мама Моники паркуется у их дома, и подошел к ней. Миссис Коул не очень меня жаловала, и, честно говоря, я тоже был от нее не в восторге. Она была противной женщиной, которая, как мне приходилось слышать, постоянно критиковала внешность Моники. Каждая экстремальная диета, которую Моника испытывала на себе, была связана с комментариями ее матери. Должно быть, миссис Коул было легко судить о телах других людей, поскольку ее собственное тело было стопроцентным продуктом пластической хирургии.
– Миссис Коул, могу я с вами поговорить? – спросил я.
Она посмотрела на меня, по-видимому, обеспокоенная тем фактом, что я вообще с ней заговорил. Она судорожно изучала меня взглядом. Ее глаза метнулись вверх.
– Что такое, молодой человек?
Она знала мое имя. Она просто предпочитала его не использовать.
– Я хотел сообщить вам о том, что, по моему мнению, вашей дочери нужна помощь. Она попала в неприятности, и она страдает. Я просто хотел предупредить вас, чтобы…
– Разве не ты курил и напивался с моей Моникой? – рявкнула она, крепко прижимая к себе сумочку.
– Да, но…
– Не нужно никаких «но». С моей дочерью все хорошо, пока ты держишь свое порочное «я» подальше от нее. Я знаю тебя, юный Харрисон. Я слышала истории о твоей темной душе. Держись подальше от моей дочери, слышишь? Ты ей не пара.
Она вообще слышала, о чем я говорил?
– Слушайте, ненавидьте меня сколько угодно, но Моника больна, и ей нужны родители…
– У нее есть родители. Не смей приходить сюда и рассказывать мне, как воспитывать мою дочь. Она в порядке. А теперь убирайся с моей территории, пока я не вызвала полицию. Если я снова увижу тебя рядом с Моникой, поверь мне, у этого будут последствия.
Она не слушала меня. Она не могла вытащить голову из собственной задницы и увидеть проблему прямо у себя перед носом. Она не могла смириться с мыслью о том, что она хреновая мать. Я ушел, а затем отправил КейДжею сообщение, проклиная его за то, что он продает дурь неуравновешенным маленьким девочкам.
Я вернулся к себе. В гостиной стояли огромные и оглушительно тикающие напольные часы. В одном Моника была права: по мере приближения дня рождения тиканье в моей голове становилось все громче и громче. Однако я изо всех сил старался избежать взрыва.
Той ночью я не мог уснуть, поэтому, наконец, набрался смелости и открыл блокнот, который дала мне Шей.
Я прочитал ее вопрос и, немного нервничая, вписал туда свой ответ. У нее был красивый почерк. Буквы изящно изгибались, сплетаясь друг с другом, их чернильные линии плясали по разлинованной тетради.
Что заставляет тебя грустить?
Я не стал задумываться над ответом. Я не ломал себе голову, пытаясь не показаться полным неудачником. Я открыл ей свою правду. В каждом слове была частичка меня, и на следующий день я положил блокнот в ее шкафчик.
23
Шей
На следующий день я нашла в своем шкафчике тетрадь.
Схватив ее, я открыла первую страницу, где он изложил мне свои мысли. Я перечитывала его ответ снова и снова, желая проникнуться всем, что делало Лэндона Лэндоном, и с каждой новой строчкой чувствовала, что влюбляюсь все сильнее и сильнее.
Цыпленок,
Что заставляет меня грустить? Кажется, это непростой вопрос, и я не до конца понимаю, как на него ответить. Возможно, все это просто бессвязная болтовня, но все-таки я хочу, чтобы ты это прочла. Ты ведь этого хотела, верно? Проникнуть в мои запутанные мысли.
«Быки»
[33] заставляют меня грустить. В этом сезоне они показали себя полным дерьмом. Жаль, что мне не пришлось лицезреть величие Майкла Джордана и остается только пересматривать старые видеозаписи его игр. Я не верил, что в спорте есть место магии, – до тех пор, пока не увидел его на площадке.
Хэм заставляет меня грустить, когда грызет подошву моих кроссовок Nike. Забавно, но он всегда грызет только левый ботинок – правый он не трогает. Маленький ублюдок мог бы как минимум сгрызть обе кроссовки – тогда они были бы симметричными. Если бы я не любил этого пса так сильно, я бы свернул ему шею.
Но предполагаю, что это не те ответы, которых ты ждешь. Ты похожа на девушку, которая жаждет более глубоких мыслей.
Итак, вот и они.
Одиночество заставляет меня грустить. Какое-то время я думал, что смогу к нему привыкнуть. Я так долго был один, ожидая, что однажды одиночество перестанет казаться мне чем-то печальным. Этого не случилось. Каждую ночь я лежу в постели, и одиночество целиком меня поглощает. Я страдаю от бессонницы и навязчивых мыслей. Одиночество уничтожает меня изнутри, и я его ненавижу.
Я надеюсь, что однажды мне удастся это преодолеть. Что в один прекрасный день я смогу спокойно уснуть и проснусь счастливым.
Грусть меня утомляет. Я чувствую себя изнуренным. Все время. Тебе приходилось чувствовать себя старухой, будучи молодой девушкой? Так себя ощущаю я. Я девяностолетний, усталый и измученный болью в костях.
Это звучит очень сопливо, и я в двух шагах оттого, чтобы разорвать блокнот в клочья и отбросить эту идею куда подальше. Поэтому сейчас я собираюсь закрыть его и, черт возьми, заткнуться.
Сатана
Я отправилась на урок, прижимая блокнот к груди, и вместо того, чтобы слушать учителя, снова и снова перечитывала слова Лэндона. Затем я вернула блокнот в его шкафчик, чтобы он мог ответить на другие вопросы, которые я ему оставила. С этого момента мы постоянно передавали его друг другу. Письма Лэндона были пропуском в его сердце, и, судя по глубине его ответов, я поняла, что он впускал меня в самые потаенные уголки своей души. Я надеялась, что этот блокнот помогал ему так же, как писательство помогало мне самой. Иногда справиться с эмоциями гораздо проще, если выразить их на бумаге. Слова помогают не оказаться в плену собственного разума.
