Они приехали в больницу без пяти минут девять – все с раннего утра были на ногах и дожидались времени отъезда, разговаривая о пустяках. Сейчас они почти в полном молчании пересекли парковку и вошли в стеклянные двери больницы. По словам деда, Мемо лежала в кардиологии – они пошли в нужном направлении, ориентируясь по указателям, и в итоге оказались в небольшом приемном покое.
На вопрос Хелен, где лежит Сесилия Морган, медсестра за стойкой улыбнулась, надела большие круглые очки и сверилась со своими записями.
– Через двери направо, затем первый поворот налево, там увидите. Но одновременно могу пустить только двоих, – добавила медсестра. – Таковы правила.
Она сняла очки и доброжелательно улыбнулась.
– Сначала идите вы, – сказала Хелен, – а мне как раз надо в уборную.
Джози последовала за дедом, пытаясь держаться как можно спокойнее. Они ничего не знают, повторяла она себе, и инфаркт – это не смертный приговор. Смотря для кого, звучал в голове мрачный голос.
Мемо полусидела, опираясь на подушки. Две кровати по обе стороны от нее тоже были заняты. Увидев деда и Джози, Мемо улыбнулась и, хотя она выглядела бледнее и утомленнее обычного, а седые волосы были непривычно взъерошены, на первый взгляд казалось, что с ней все в порядке. Честно говоря, дед с красными кругами под глазами, точно от многодневного недосыпа, выглядел хуже.
Мемо потянулась рукой к мужу, который тотчас подошел и ласково погладил ее по голове – хотя он не любил проявлять нежности на людях. Другую руку она протянула Джози, которая старалась сохранять на лице улыбку. Ни к чему старикам сейчас видеть ее слезы.
– Ты как? – спросил дед срывающимся голосом.
– Отлично, как я тебе и говорила, – успокаивающе сказала Мемо. – Непонятно, почему врачи так заволновались. Меня хотят оставить здесь, чтобы понаблюдать, и халат этот сидит на мне по-дурацки, а в остальном… – Она улыбнулась им, а Джози вдруг расхотелось улыбаться. Потому что, даже если Мемо было очень больно, она никогда в этом не призналась бы – однажды, когда у нее была сломана рука, она сказала, что это «доставляет некоторые неудобства при походе в магазин».
– Они сказали, сколько еще тебя тут продержат? И что потом? – спросила Джози, оглядывая палату – она была довольно большой и пахла характерной смесью дезинфицирующих средств и запахов человеческого тела, – и Джози показалось странным, что в таком светлом, белом помещении можно так остро ощущать клаустрофобию.
– Сегодня утром мне сделали кардиограмму и сказали что-то про блокаду на восемьдесят пять процентов, но нужно провести дополнительные обследования, томографию и прочее. Тогда станет ясно, что надо делать.
На этот раз улыбка Мемо выглядела более натянутой. Джози увидела в другом конце палаты медсестру – блондинку с нежной кожей, на вид моложе Джози, – которая склонилась над другой пациенткой. Джози очень захотелось подойти к медсестре и сказать ей или еще кому-нибудь, что бабушка обычно не такая – она не старая и больная, по выходным она катается на велосипеде, каждый месяц печет ужасное печенье и принимает у себя книжный клуб, хотя ни разу не дочитала ни одну треклятую книгу до конца. Она – личность, а не пожилая больная дама. Джози сделала глубокий вдох и попыталась присоединиться к общей беседе – было видно, что Мемо нужно отвлечься, что ей не хочется снова и снова говорить о том, что случилось или может случиться.
Через полчаса Джози уступила место Хелен, которая ожидала в приемном покое, листая журнал, и при виде нее вскочила с места.
– Кажется, она в порядке, – сказала Джози, опережая вопросы, и Хелен, кивнув, медленно выдохнула, а потом смерила ее взглядом.
– Возвращайся-ка ты домой, – произнесла она. Джози помотала головой, открыла рот, чтобы возразить, но Хелен не дала ей сказать ни слова. – Дорогуша, я знаю, что когда закончатся часы посещения, дед никуда отсюда не поедет, а торчать всем в больнице никакого смысла нет, поэтому кто-то должен поехать домой, вот ты и поезжай. А я останусь с ним тут, – добавила Хелен, когда Джози попыталась сказать, чтобы ехала она. Хелен погладила ее по руке. – Ты будешь всего в получасе езды и сразу сможешь вернуться. Возьми мою машину, если хочешь.
Джози замялась. Полчаса – это довольно долго, и оставлять их здесь как-то неправильно. Но сердцем она понимала, что Хелен хочется еще побыть вместе с родителями, а ей самой, говоря по правде, нужно было немного покоя.
– Ладно, – согласилась она. – Только я возьму такси, а то вдруг машина тебе понадобится, и, пожалуйста, позвони мне, как только что-нибудь выяснится.
– Конечно, дорогая, – Хелен погладила ее по голове и, даже не спрашивая, дала денег на проезд, а Джози, которая сейчас была на мели, их взяла.
Выйдя из такси, она на мгновение замерла, глядя сквозь облачко пара от дыхания на старый дом при свете дня. Вчера в темноте она не заметила, что он выглядит меньше, чем ей казалось, когда она была здесь несколько лет назад. Это был коттедж с общей стеной, с цветочными горшками у двери, с небольшой, аккуратно подстриженной лужайкой и подвесными корзинами, свисавшими с одиночного окна мансарды на парадной стороне, а с внутренней стороны, как ей помнилось, в мансарде было два окна. Растения были заслугой деда – садом занимался он. Черная калитка слева вела во внутренний сад – этим путем Джози возвращалась домой после школы в тех редких случаях, когда кого-нибудь не было дома, потому что закрывать калитку никто не удосуживался. В ту пору в их маленькой деревне о таких вещах не думали.
Ее мама и папа жили на другом конце деревни – из соображений независимости, как считала Джози. Чтобы не гнездиться рядом с родителями мужа, но в то же время находиться достаточно близко, если потребуется помощь, или чтобы просто заглядывать в гости раз в неделю. Идея, во всяком случае, состояла в этом. Подростком она нередко тайком ходила к старому родительскому дому, делала крюк по пути из школы, выходила на другой остановке и просто шла посмотреть на тот дом, стараясь вспомнить, как он выглядел внутри. Иногда удавалось взглянуть на живших там людей, у которых была маленькая дочь. Но все же этот коттедж, перед которым она стояла сейчас, был памятен ей с детства больше всего.
Джози воспользовалась запасным ключом, который всегда лежал в одном из цветочных горшков, и вошла в дом. Проходя через гостиную, она увидела висящую на видном месте фотографию с выставки – пляж Сильверноуз под серым мрачным небом. Мемо купила ее, сказав, что хочет быть первым покупателем Джози, и теперь, глядя на фотографию, Джози чуть не разревелась, но взяла себя в руки.
Дойдя до кухни, она стала разглядывать внутренний сад – он был больше, чем казался снаружи. В ее детстве там были качели, которые повесили еще до смерти родителей, но, став подростком, Джози объявила, что качели ей больше не нужны, после чего их сняли и, вероятно, отдали кому-то в деревне. За ее спиной находился кухонный стол, где они ужинали, в том числе, как ей смутно припоминалось, вместе с родителями – тогда они втискивались впятером за стол, рассчитанный на четверых.
