Откровенность Мелинды мало что изменила. Ремезов все видел, понимал, принимал как должное, да и она тоже. Их отношения превратились в своего рода игру, в которой «вербовочные заходы» продолжались как бы по инерции.
Однажды Мелинда завела речь о том, что такого дипломата, как Ремезов, в посольстве недооценивают, и его «потрясающие идеи» нужно доводить до сведения тех, кто вершит мировую политику. В Вашингтоне «она знает таких людей» и можно «все устроить». Ремезов разулыбался и сказал, что на скучных политиканов ему наплевать, в Вашингтоне или в Москве. Мелинда засмеялась, сказала «извини», но было заметно, что она ни о чем не жалеет.
Какую-то информацию своим шефам, понятно, она все же «сливала», иначе чем было оправдать контакт с русским? Да и он подбрасывал «дровишек в топку», строчил доклады Овсепяну, скармливал ему похлебку из лжи и полуправды, чтобы убедить в необходимости дальнейших контактов с вице-консулом.
Ремезов иногда искренне отвечал на вопросы Мелинды. Когда, например, она выясняла, доволен ли он своей зарплатой или нет, материальными условиями жизни, условиями проживания (они были скромными однокомнатная квартира). Здесь он ничего не утаивал, отпуская шпильки в адрес Москвы, которая всегда действовала по принципу «сбережешь на копейку, потеряешь на рубль». Овсепян его хвалил: «Молодец, пусть заглотнет наживку, поводи ее на крючке».
Итак, на служебном фронте все складывалось неплохо, а в остальном… Ремезов по-прежнему терзался от того, что никак не удавалось затащить в постель предмет его обожания. Взрослые, в общем-то, люди останавливались на пороге самой приятной части отношений между мужчиной и женщиной. Держал Мелинду за руку, прижимал на танцах, которые устраивали в ооновском клубе. Девушка проявляла отзывчивость, ее тело трепетало, но стоило ему двинуться «вширь и вглубь», как он наталкивался на непреодолимый барьер.
А в один прекрасный день Мелинда представила ему Брэдли. Милый был паренек ‒ пакистанец, скромный, закомплексованный, лет двадцати. Ему суждено было сыграть свою роль в этой истории.
Он жил в родительском доме, в одном из престижных районов города. Отец, Раджа, был пакистанцем, врачом-невропатологом. Мать, Эллен англичанкой. У них было семейное предприятие в Саффолке – лечебно-оздоровительный пансионат, и бизнес в Исламабаде, клиника на паях с местным коллегой, доктором Джатоем.
Брэдли рос воспитанным, интеллигентным и неудачливым. Школу закончил нормально, а дальше не задалось. На третьем курсе бросил медицинский колледж, потом год осваивал юриспруденцию, издавал какой-то журнал на папины деньги… Всегда аккуратный, в темных брюках и белой рубашке, с прилизанными мышиными волосами, робкий и стеснительный. Не знал, чего хочет. Страдал от неопределенности, но не мог нащупать нужный путь.
Единственное, чем он по-настоящему интересовался так это светской жизнью. Ходил в ооновский клуб, знакомился с дипломатами, его приглашали на официальные приемы. На одном из них познакомился с Мелиндой и влюбился по уши.
Пожалуй, парень ей нравился. Американка часто заходила к нему, общалась с родителями. Милые, гостеприимные люди. Эллен дома сидела, работу давно оставила. Отец вкалывал будь здоров, на нем семья держалась. Вечерами возвращался усталый, брал ситару
22 и потренькивал перед камином. Уютную атмосферу создавало. Мелинду там почти своей считали, разговоры вели, в том числе о политике. На каком-то этапе и Ремезов влился в эту компанию. Там все откровенничали, не стеснялись ругать свои правительства. Мелинда проезжалась насчет ковбойских замашек президента Рейгана и концепции «империи зла». Ремезов этими высказываниями потом проиллюстрировал доклады для Овсепяна. Подводил к идее, что американка не столь уж «тверда», и пора бы подумать насчет ее вербовки хороший довод в пользу развития контакта.
Против Брэдли Ремезов ничего не имел. Приятный молодой человек, без «двойного дна». С ним можно было спокойно болтать, не раздумывая, что говорить, а что нет. Мало-помалу его дом превратился для Ремезова с Мелиндой в основное место встреч. А когда родители отбывали в Англию (случалось, не на один месяц), начиналось веселье. Вечеринки, дружеские попойки. Играли в разные игры, викторинами увлекались, отплясывали до упаду.
Все бы ничего, да только Брэдли все меньше стеснялся и бросал пылкие взгляды на Мелинду. Та особо не противилась, даже поощряла. Обнаружилось, что Ремезов ревнив. В нем закипало негодование, когда этот никчемный юнец брал за руку его девушку (он уже считал ее своей!), нашептывал что-то нежное. Случалось, она под каким-то предлогом уклонялась от встреч с Ремезовым и проводила время с Брэдли. На самом деле, во всем этом не было ничего особенного. Ну, может, ей нравилось поддразнивать своего русского воздыхателя. А тот делал из мухи слона, растравлял раны и готовился «дать обиду».
Это произошло на одной из вечеринок. Стояла осень, но довольно теплая. В Исламабаде по-настоящему холодно редко бывает. Неудивительно, что многие гости плавали в бассейне. Вообще, дом Брэдли отличался вместительностью: помимо бассейна, там был большой участок, сад. Атмосфера царила непринужденная, почти все в купальных костюмах. Мелинда выпила больше обычного, игриво смеялась и подначивала мужчин. А Ремезов злился, сидел, насупившись. Улучив момент, когда она была одна, подскочил к ней, сказал, что надо поговорить. Не тратя время, схватил за руку, потащил в ванную комнату, запер дверь, и тут его прорвало. Чего только ни наговорил! Выпивка подействовала, в тот вечер все здорово приняли. Излил обиду, раздражение. Так многие теряют лицо и добиваются эффекта обратного желаемому. Женщины любят уверенных в себе, невозмутимых.
Однако Мелинда вместо того, чтобы выдать пару колкостей, молча обняла его и поцеловала. Ремезов остолбенел, правда, только на мгновение…
И пошла полоса счастья. Порой Мелинда расстраивалась из-за того, что нарушила запрет, однако жребий был брошен. Все шло путем, тучек на небосклоне не наблюдалось. Руководство Ремезова в пример ставило, отношения с Овсепяном складывались нормально. Жаль, что все хорошее заканчивается. Тогда он забыл эту аксиому, говорят же, что от счастья глупеют.
Мелинда сказала, что готовится ее перевод в другую страну, в Италию. Ремезов разволновался. А как же большая любовь? Ему бы скумекать, что американцы прагматики и смотрят на человеческие отношения менее эмоционально, чем русские. Даже когда влюблены. «Honey, сказала Мелинда, I love you so much, you know that, but what can I do? I have to come to terms». В переводе это означало: «Мой дорогой, я тебя очень люблю, ты знаешь, но что поделаешь? Надо исходить из реальности».
Ремезову бы промолчать, гордость проявить. Нет! Стал предлагать руку и сердце, заговорил о детях и прочих семейных радостях. Она предложила не строить воздушных замков, а приезжать к ней в отпуск. Он ответил резкостью, слово за слово, и они поссорились. Кульминационным моментом стало его заявление: «Конечно, я забыл, что ты из ЦРУ». Мелинда побледнела, встала из-за стола (разборка происходила в маленьком кафе) и вышла вон.
