– Не предатель, он всё-таки не государственный чиновник и не пытался вести вербовку или разведывательную деятельность. Агент влияния
[139], если выражаться новомодным манером. Следы ведут в Пруссию, но слишком уж явно.
– А перелопатить контакты редактора дело почти безнадёжное, – понимающе кивнул Фокадан, – благодарю вас, ротмистр.
Апелляция прошла успешно, выпустили Алекса всего через день.
– Как хорошо работалось… – пробурчал он чуть громче, чем следует, с тоской оглядываясь на здание тюрьмы, – извозчик! Во дворец!
Глава 16
Отношение к Фокадану после дуэли изменилось. Если раньше он виделся окружающим провинциалом из Америки, то ныне – дикарём из Америки.
Реальные истории, вроде отрезанных у бандитов голов, переплелись с байками газетчиков. Один из слухов изрядно напугал самого Алекса, пока не понял, что говорят о нём, а не о неведомом маньяке, обитающем во дворце.
Как ни странно, отношение к Фокадану стало теплее. Бавария далеко не так милитаризована, как Пруссия, но и здесь отношение к армейским самое почтительное. Дуэль же вроде как подтвердила тот факт, что попаданец настоящий военный.
Выверты местной логики Алекс понял смутно, скорее чувствами, чем разумом. Почему-то большее уважение у баварцев вызывала не сама дуэль и даже не то, что она была несколько экзотической.
Городской парк в качестве места для поединка, и его открытость, когда в качестве зрителей присутствовали посторонние люди, создали репутацию редкостного отморозка. Или рыцаря без страха и упрёка, в зависимости от точки зрения. Впрочем, рыцарского мотива придерживались немногие романтики и экзальтированные
[140] личности.
Рассказывать же, что формат поединка и его последствия просчитаны и полностью оправдались, Фокадан не стал. Пусть лучше считают психом, способным за оскорбление отрезать голову, чем человеком, способным хладнокровно совершить убийство.
Богема ныне демонстративно пугается попаданца, или напротив – относится демонстративно вызывающе. Так, чтобы этот вызов видели свои, но не видел американский дикарь. Филистеры старались не замечать его, как и раньше. Зато как родного приняли военные и бывшие военные из тех, кого опасаются даже сослуживцы.
– Обыватели тупы, – ротмистр Рихард Краузе, приобняв Фокадана за плечо, настойчиво бубнил ему в ухо, обдавая запахом хорошего табака, смешавшегося с застарелым перегаром, – идиоты! Не понимают, что такие вот поступки нужны стране!
– Точна! – Пьяно согласился Алекс, излишне крепко сжимая убегающую кружку, – теперь всякие журналисты сто раз подумают, когда враки писать решат. Помнить будут, скоты! Раз, и под ухо!
– Я б того, – сидящий напротив капитан Майер потерял ненадолго нить повествования. После коротких, мучительных раздумий, от которых вся изрубленная физиономия вояки корежилась от непривычных мыслительных усилий, отыскал, – яйца резал бы! Во!
– За яйца! – Взревел кто-то из офицеров не своим голосом, перекрывая пьяный гомон, – За тех, у кого есть яйца!
За такое выпили дружно, некоторые даже не по одному разу. Пьянка набирала обороты, а поскольку пили в казармах, то грозила затянуться. По крайней мере, Алекс смутно помнил, что начинали с шампанского, потом перешли на шнапс, а теперь вот… Он задумчиво потыкал бутыль, пару раз промахнувшись и глядя, как колышется содержимое. Самогон как есть, пока ещё качественный.
Но весело!
Начав пить скромной такой компанией в десяток человек, споили в итоге добрую половину гвардии и значительную часть баварских офицеров, присутствовавших в Мюнхене. Или не только баварских? Попаданец вроде как помнил явно прусские мундиры, хотя откуда они в Мюнхене?
Затем провал в памяти, после которого Фокадан обнаружил, что показывает новым друзьям трюки с выхватывание револьвера.
– Без стрельбы непонятно, – сказал какой-то мыслитель, и пьяная толпа радостно согласилась. Алексу зарядили револьвер – сам он уже не мог. Попаданец начал показывать класс, стреляя в падении по импровизированным мишеням. Как ни странно, попадал.
– Ну-ка! – Загорелось одному из кирасир, крепко стоящему на ногах, но с глазами, разъезжающимися в разные стороны. Проспиртованной туше под два метра ростом сунули револьверы пятьдесят пятого калибра
[141], и вдупель пьяный рыжебородый здоровяк, начал старательно отрабатывать упражнения, стреляя по мишеням в падениях и перекатах. Господа офицеры, что характерно, стояли вокруг.
– Ничего так, – оценили новую забаву офицеры, – в нормальной баталии такой цирк ни к чему, но когда они, баталии, нормальными бывают? Если дело дошло до штыковой, такие вот трюки сильно выручить могут. Ещё есть?
Метание ножей офицеров не впечатлило, да попаданец и не считал себя мастером.
– В нормальном бою сложно попасть так, – разочарованно сказал Краузе, перемежая слова сильной икотой, – человек не мишень, стоять не будет. Чуть вперёд или назад шагнул, и вот нож не втыкивается… не втыкается? Плашмя стукает.
– Вот! – Алекс назидательно поднял палец с прилипшим кусочком сала, и сам на него же и засмотрелся, – ах да, ножи. А не надо втыкивать! Вот так раз! Тот прикрылся рукой или упал, а ты подскочил, и ногой по морде. Пленный готов.
Дальнейшее Фокадан помнил вовсе уж смутно. Фигурировали девочки из борделей, секущие фитили свечей кнуты, сёдла… на девочках? Или на господах офицерах?
* * *
– Йи-ха! – Орала молоденькая особа, оседлавшая Краузе и размахивающая револьвером. Помимо револьвера, на особе только патронташ, сапожки и почти ковбойская шляпа. По сравнению с ротмистром, она одета практически прилично, у того из одежды только седло, так что вид сзади выходил несколько пикантным.
– Ещё раз! – Сурово сказал Фокадан, поддерживаемый с двух сторон чуть менее пьяными помощниками режиссёра, – не вижу пыла! Ковбойша молодца, а лошадь взбрыкивает плохо!
Краузе заскакал по казарме, взбрыкивая и пытаясь лягнуть хохочущих артистов. Наездница заливалась колокольчиком и подбадривала коняшку скабрезностями. Репетиция пьесы Покорение Дикого Запада в разгаре.
* * *
Много стрельбы… кажется, по крайней мере, раненые всё-таки были.
Пьянку удалось закончить только через неделю, после прямого вмешательства Его Величества. Наутро, не дав опохмелиться, зачинщиков вызвали к Людвигу.
– Всё понимаю, господа, но в следующий раз прошу соблюдать хотя бы относительную умеренность, – произнёс король, сделав нечитаемое лицо, – так, что не спаивать всю гвардию и половину столичного гарнизона. Вы меня поняли?
