– Стоящее? – Заинтересовался полковник.
– А то! Стал бы записывать ерунду какую!
– Ну-ка, – в протянутую руку легли смятые бумажки и некоторое время Алекс вчитывался в прыгающие буквы, хихикая негромко, – оказывается, я ещё и друид?! Жертвы приношу, да ещё и серпом?!
– Ага, – осклабился ординарец, – кажись, парни сочиняют всякую ересь, да местным потом втюхивают. Здесь об Америке самые дикие слухи ходят, так что любой байке готовы поверить.
– Особенно если рассказано у костра тёмной ночью, да чтоб волки завывали неподалёку, – пробормотал ёрнически Алекс, тряхнув головой.
– В точку, командир! – Жизнерадостно заржал Роб, – всему верят, особенно если в нужном ан… антураже
[256] рассказывать! Не о тебе одном рассказывают, знамо дело.
– Вы тогда уж договаривайтесь между собой, чтоб если местные попросят кого из другой роты подтвердить, так чтоб глаза не округляли.
– Уже! – Страшно довольный ординарец разжёг спиртовку и принялся готовить кофе, – я с месяц как идейку парням подкинул. Ну… скучно здесь. То есть война, конечно, но скучно.
– Ладно, – отмахнулся Фокадан, – примериваясь ложкой к каше, – не оправдывайся, я не против. Ты только предупреди, чтоб вовсе уж ерунды нам не приписывали, вроде тринадцатого подвига Геракла
[257].
– Так это, – смутился Роберт, – уже… не тебе приписали, а Фланагану, он ходок известный.
– Даже слышать не хочу ничего!
Ординарец замолк и принялся за священнодействие, кофе должно вот-вот вскипеть. К тому моменту, как Алекс поел, Роб как раз разлил кофе по кружкам. По утрам, если не было посетителей, они всегда пили кофе вместе – привилегия, которой ординарец очень гордился.
* * *
Слухи подогревались официальным запретом Зиверса на вылазки за пределы укрепрайона, в котором командующий ссылался на всем известную склонность кельтов к авантюрам. Вот как будто очень хотелось!
Прогуливающийся по улицам города прусский генерал вкупе с безуспешной осадой, внушил горожан чувство гордости за свой героизм. Бюргерам захотелось сопричастности к чему-то настоящему.
Хозяин дома, бесцветный немолодой блондин под пятьдесят, даже пригласил Алекса с адъютантом на обед – редкостный жест дружелюбия со стороны человека, изначально принявшего постояльца в штыки. Обед в осаждённом городе оказался ожидаемо скромным: горох во всех видах, да кнедлики
[258], ненавидимые попаданцем до глубины души. Разве что майенский фарфор порадовал, да живописно разложенная зелень на блюдах.
Хозяйка, молодящаяся особа лет тридцати пяти, с физиономией кокетливой лошади, да две девицы почти на выданье, пытаются изображать светский тон, что страшно развлекает Алекса. Немного обтесавшийся при баварском дворе, потуги мещан во дворянстве на светскость воспринимает как нелепое кривляние.
Алекс прекрасно помнит, как пани Воганька с потрясающей настойчивостью сватала ему своих недозрелых дочерей сперва в невесты, а затем, узнав о недурном состоянии постояльца, и в любовницы. Потом и сама предприняла атаку. Не то чтобы попаданец страдал ханжеством, но к педофилии и зоофилии склонности не наблюдается.
За десертом из старого грушевого варенья и бисквита, пан сыто рыгнул и обозначил цель приглашения.
– Гарнизон героически обороняется, – важным тоном сказал он, зачем-то понижая голос, – наш город вписал своё имя в летопись войны золотыми буквами.
Пафоса сколько, пафоса… но улыбаемся и машем.
– Мы, горожане, плечом к плечу…
Алекс чуть не подавился ложечкой от столь дивной простоты. Они что, правда считают, что несут все тяготы наравне с гарнизоном? Как выяснилось, да – по крайней мере, хозяин дома с супругой.
Попаданец старательно прокручивает в голове все подвиги горожан: может, он что-то упустил?
Принимали участие в осадных работах? Нет, все работы выполняли солдаты, что в общем-то нечасто бывает в осаждённых городах. Обывателей при необходимости припахивают только так, но в Писеке и без того переизбыток военных, в услугах гражданских просто не было нужды.
Записались в ополчение? Снова нет, Зиверс подавал предложение – не столько ради военной необходимости, сколько ради попытки немного занять гражданских. Городской совет от предложения командующего гарнизоном отбрыкался крайне резко. Какие уж там были соображения у господ из совета, бог весть, но уж как сложилось.
Ах, они пустили в дом постояльцев… за которых, между прочим, честно платит военное ведомство. Не слишком щедро, да и проблемы от такого соседства есть, но всё-таки платят.
Ещё женщины Писека помогают воинам. Ну это да, не оспорить – сама хозяйка, Фокадан достоверно знает, как минимум трижды старательно влипала в ситуации по принципу досыта и без греха.
– … хотелось бы надеяться, что наши старания увенчаются наградами, – продолжал тем временем пан Воганька. Затем, на бис, сделал жирный, неумелый намёк о благодарности за гостеприимство.
Полковник кивает вежливо, пытаясь поймать какие-то несоответствия в разговоре. Ну не могут люди быть настолько ограниченными и неумными! Хотя пани Воганька говорила, что дом мужа достался от родителей по наследству, как и лавка, ныне арендуемая каким-то Новаком. Так что могут, вполне. Знаменитый стеклянный пол
[259], чтоб его.
Спорить полковник не стал, ему в этом доме ещё жить. Отделавшись скользкими почти обещаниями, поблагодарил за обед и раскланялся, посетовав о делах.
– Бывают же… – несколько невнятно сказал Фланаган, хрустнув пальцами, когда они отошли от дома.
– Привыкай. Высший свет, не высший, но принят будешь. Офицер, отслуживший в армиях двух государств, заслуженно считается очень непростым человеком. Таких вот дуриков, как хозяева моей квартиры, хватает. Другое дело, идиотизм обычно нивелируется
[260] образованием или умной супругой. Но и так бывает, столкнёшься не раз.
