Звук рвущейся ткани. Он разворачивает на предплечье бинт. Я дрожу.
— Пей.
— Рандир! Я… я…
— Все хорошо, маленькая. Все хорошо…
Я осторожно сажусь на кровать и тянусь к руке. Пить!
Так тепло, так хорошо, что не хочется опять бежать босыми ногами по холодному полу. Не хочу — значит, не хочу. Сворачиваюсь прямо здесь, на краешке, в комочек.
«Я здесь посплю? Ладно?»
Мягкая рука проводит по волосам.
«Спи!».
Уже за гранью сна мысль: «Не дай боги, трахнет! Убью!»
21
— Доброе утро.
Я высунула нос из-под одеяла, но отвечать не спешила. Какое оно доброе, если после вчерашнего хочется провалиться со стыда под землю? Такой коктейль вины, злости и раскаяния.
— Эээ, доброе, — отвечать все-таки пришлось.
Рандир с Эльфом сидели за столом перед тарелками с едой.
— Вставай. Завтракать будешь?
— Не-а, — я в отчаянии мотнула головой. Вылезать из-под одеяла в одной рубашке — а может, им еще и стриптиз станцевать? — Не хочу.
— Извини за вчерашнее. Я виноват.
— Нет… это я виновата! Извини меня! — Я задохнулась от возмущения. За что ему извиняться? Я же его подставила! — Тебе очень больно?
Рандир подошел и сел на край кровати. Ой! Я натянула одеяло на нос и с видом побитой собаки подняла глаза.
— Я виноват! — спокойно, но тоном, не терпящим возражений, начал Рандир. — Я не хотел говорить тебе всю правду — и в результате ты пострадала. Я не предусмотрел то, что барон и Бальдар попытаются нанести по мне удар с помощью тебя. Я должен был предупредить тебя — я этого не сделал…
— Рандир, — я рискнула его перебить, — я разговор вчера слышала. Барона и Бальдара — они о тебе говорили. Что убьют тебя. Я хотела тебе сказать… а ты не слушал.
— Меня убить хочет каждый второй житель приграничья — это нормально. Но тебя трогать они не имели права!
— Рандир… расскажи мне все, — попросила я, — пожалуйста. Что-то происходит вокруг меня, внутри меня — а я не понимаю. Я как слепой котенок в своре собак. Что это за диадема? Что за войска? Кто такой Улетов? В общем — слушаю!
Рандир вздохнул, выдохнул и начал:
— Мы как раз с Тауэром говорили про тебя…
«Говорили с Тауэром! — да услышь я эти слова от кого-нибудь другого, рассмеялась бы и не поверила. Говорить с этим молчуном? Но Рандир это может. Только он и никто больше».
— …получается, ты не маг — это точно. Нет у тебя магических способностей — Тауэр это проверил. Но ты делаешь то, что ни один маг бы не смог сделать. Диадема была заклята. Очень сильными магами. В ней ты должна была через несколько часов стать безвольной игрушкой в руках Бальдара. Диадему нельзя снять, как и нельзя надеть насильно. Надевается она по собственному желанию, что ты и сделала. А снять… пока никто еще ее не снимал. Только вместе с головой… Что ты сделала — я так и не знаю, но этот твой танец! Я думал, что сойду с ума — такой шквал эмоций и энергий! А когда диадема раскололась… Что ты сделала?
— Это не я… это Кали. Богиня. Я почувствовала, что энергии неправильные, они были… противными, и мы с богиней их сожгли. Багровой тьмой. Так получилось… Я не знаю, как… В этом мире боги такие активные, или я что-то не то сделала?
— Богов давно в этом мире не видели. Люди молятся Единому, в большинстве. Ур-хаи, скайль-т-тэйли — имеют своих богов. Но большинство людей и ур-хаев предпочитают вообще никому не поклоняться — просто помнят, что боги есть, а уважения к ним ни на грош. Если что-то надо, легче обратиться к магу — он, при очень большом желании, может помочь, а боги — никогда.
Что ж это делается такое? В магическом мире не верят в богов?
— А вера?
— Бесполезный пережиток прошлого.
— А ты, ты веришь?
— Я — нет! — жестко отхлестнул Рандир.
Я закрыла глаза. Не понимаю… В голове не укладывается. У нас в техногенном мире, где чуть ли не научно доказано, что бога нет — верят. А здесь… Этого не может быть! Просто не может! Нелогично! Откуда тогда маги берут силы? Хотя это не те вопросы, что надо задавать сейчас.
— Рандир, кто такой этот Улетов?
— Вячеслав Улетов — майор Советской армии. Один из командиров попавшего сюда подразделения. После того, как они обустроились здесь, он покинул своих и ушел жить отдельно. С ним ушли еще несколько человек, среди них две женщины и девочка. С тех пор их не видели и ничего о них не знают.
— А почему же тогда барон и этот, аристократ, не удивились, когда я представилась как дворянка, да еще под именем Леттлерг, а потом сказала, что я дочь Улетова?
— После окончания войны, в которой поучаствовали и твои русские — она началась, в общем, из-за них, но кончилась в пользу короля, а они очень ему помогли, — король дал всем командирам дворянское звание. Надо ж было их ввести в нашу систему о рангах. Многие из них взяли вторые имена — похожие на местные, а те, кто не хотел менять — отдали своим детям, если они будут. Улетов был очень темной лошадкой — о нем вообще мало сведений.
— А ты его знал?
— Я — да. Поэтому и рискнул подсунуть фамилию Улетова тебе. Правда это или нет, даже при королевском дворе будет сложно проверить.
В дверь осторожно постучали, но еще за полминуты до этого эльф подал знак Рандиру, и тот замолчал.
— Господин Ашун, вас просит прибыть на совещание господин барон!
— Просит! — насмешливо фыркнул Рандир и крикнул в закрытую дверь: — Сейчас буду!
Шаги удалились, и мужчина перевел взгляд на Тауэра.
— Соберитесь. Будьте готовы по первому моему знаку. Я затрудняюсь сказать, как пройдет это «совещание», но мы должны подготовиться к любым раскладам. Тауэр, за Нику отвечаешь головой!
Образ отделенной головы эльфа, бодро что-то отвечающей, вызвал у меня улыбку и легкий ступор у Рандира — эльф транслировал картинку общедоступным форматом.
— Ты — понял! — рявкнул мужчина, приходя в себя.
~~~
Вчерашний стыд медленно перегорал в откровенную злость. Хватит, наигралась в Леди! Женщиной захотелось побыть? Что ж, ты была вчера женщиной, в полном смысле этого слова — прекрасной, улыбчивой, очаровательной, сексуальной, но тупой и подлой. Ни грамма мозгов, но куча понтов. И насмехаться над Рандиром — я все понимаю, диадема немного меня сподвигла, но то, что я говорила, то, что я делала — никакая диадема не сможет руководить мыслями. Даже самая суперпупермагическая. Мне было приятно унижать Рандира, приятно было смотреть, как он корчится в душе от моих насмешек, и наслаждаться его бессилием что-либо изменить. Любая женщина на слабого самца смотрит свысока. А я не только свысока — я из заоблачной дали пыталась вбить мужика в дерьмо, и смотреть, как он там тонет. Я умею быть стервой, но не сукой же! Что ж я за тварь такая?!
