— Леди!
Тишин подхватывает меня за талию, разворачивает и принимает на свой клинок опускающийся на меня удар.
— Бегите к центру лагеря! Там кони! Сейчас соберем всех уцелевших и пойдем на прорыв! А, чтоб тебя! — это уже ордынцу, сумевшему ранить в руку наемника. — Получи! Давай вперед! Чего стала?
— А ты?
— А я за тобой!
В какой-то момент приказ об отходе достигает всех. Сумбурные поединки стали смещаться в определенном направлении. Сзади загораются подожженные наемниками телеги — последняя заградительная линия, уже переставшая быть таковой, но еще способная послужить дымовой завесой.
— Гей! — меня подхватывает Тишин на казацком коне и закидывает за спину. — Держитесь, леди!
Да уж как-нибудь удержусь! Не хочется выглядеть совсем уже новичком, но на крупе, позади всадника я еду впервые. Высокая лука больно врезается в низ живота, к тому же тебя подкидывает при каждом скачке коня. Еще приходится смотреть назад, чтобы вовремя отбить направленный в спину удар. Бешеная скачка только начинается, а до леса надо еще доскакать. И желательно живыми.
Мы вылетели — кто вдвоем на одном коне, кто один. Я оглянулась по сторонам. Как же нас мало! Человек двести — не больше. И это из тысячи ста! Пятая часть… А до леса доскачет еще меньше. Ордынцы не собираются нас отпускать за здорово живешь. За спиной дробный топот копыт — оглядываться страшно.
«Мы можем стрелять! Расходитесь!» — боги, как же я рада тебя слышать, Тауэр!
— Фабис! — кричу я.
Он оглядывается, и я машу рукой в сторону.
— Расход! — командует во всю силу легких офицер, и часть людей сворачивает направо, а часть и мы с Тишином — налево. А из-за деревьев в нас летят стрелы.
Знаю, что не попадут в меня, а все равно страшно, когда видишь темную тучу, закрывающую на мгновение небо, а потом неумолимым росчерком летящую вниз.
Пусть теперь покричат козаки, сраженные меткими стрелами скайль-т-тэйлей!
Ближе к замку к нам присоединился Тауэр. Махнул рукой — мол, все в порядке.
— Скайль-т-тэйли?
«Уйдут. За них не беспокойся. Не ранена?»
Ах, забота! Прямо отеческая!
— Нет!
Где-то среди тех, кто нас сейчас прикрывал, были и те, кто убивал детей. И я снова не смогла посмотреть в их глаза.
30
За столом было людно и очень громко. Я сидела с краю и пыталась запихнуть в себя почти остывшую пшеничную кашу с капустным пирогом вприкуску. Кусок не лез в горло. Обида выплескивалась сквозь сжатые зубы сдержанными ругательствами. Поводов для ругани хватало.
Вчера, едва влетев в ворота замка, я еле успела остановить Вячеслава Ивановича, готовящего подрыв южной башни. Получила едкое и циничное «Привет, сестричка!» от его дочки, что тоже не улучшило моего и так находящегося ниже плинтуса настроения. Вдобавок, после того как Фабис и другие командиры рассказали об Орде, барон с советниками почему-то решили, что в этом виновата я. Грубо послать их не хватило сил по причине полной апатии к происходящему, но, когда встал вопрос об освобождении Рандира и барон заявил, что убийца будет сидеть в тюрьме, что бы ни происходило снаружи, я психанула и вышла, громко хлопнув напоследок дверью. На автомате добралась до еще не занятой моей бывшей комнаты и просто рухнула ничком на кровать. Сил не было даже на то, чтобы расплакаться.
Утром меня разбудил гул голосов под окнами. Так как широкие окна выходили во внутренние дворы, а с наружной стены были только бойницы, то я поняла по раздававшимся крикам и реву животных, что в замке стремительно возрастает количество обитателей. Из пригорода.
К завтраку я опоздала. Но мне милостиво выделили остывшую кашу и кусок пирога, а также место за длинным общим столом.
~~~
Тут меня и нашел Тишин, а чуть погодя в дверях я различила долговязую фигуру эльфа. Следит, чтобы со мной ничего не случилось.
— Ты поела? — Тишин подвинул локтем какого-то детину и нагло уселся напротив меня. — Как ты себе чувствуешь?
Соврать не получилось, поэтому я просто поджала губы и промолчала. Буду я ему рассказывать, что у меня болит! А болит больше всего то, на что не пожалуешься. Пятую точку я позавчера и вчера хорошо сбила.
— Доедай давай, тебя все ждут, — Тишин подвинул мне кубок с разбавленным вином.
— А зачем я ВСЕМ нужна? — с горечью спросила я. — Я же виновата, что ордынцы пришли! Я виновата, что Рандира пытали! Я виновата, что Улетов здесь оказался! Я везде виновата…
Тишин подпер голову рукой и с интересом посмотрел на меня.
— Что? — не выдержала я, когда его молчание стало слишком красноречивым.
— Глупая… — усмехнулся он. — Знаешь, какие баталии развернулись в зале, когда ты ушла?
— Нет, — буркнула я и уставилась в кубок. Обида перегорела в чувство беспомощности и горечь вины. — И знать не хочу…
— Улетов пообещал барону, что оторвет ему язык, если он посмеет еще раз оскорбить его приемную дочь. Фабис объяснил, что если бы не твое предупреждение, то выживших бы не было совсем, а Бальдар дурак такой, какого еще днем с огнем не сыщешь. Его поддержали Аглай и Олекса. А по поводу Рандира — тут барон прав, как ни крути. Посидит пока — ничего с ним не станется. Не беспокойся — теперь его никто и пальцем не тронет. Ну что, удовлетворил я твое любопытство?
— Нет, — я подняла голову, — ты еще не сказал, какое решение было принято.
— О! — восхитился Тишин. — Мыслишь, как воин! Замок оборонять будем — это к магу не ходи! Сдаваться никто не собирается. Барон был сначала против, чтобы горожан в замок пустили, но горожане сами узнали про Орду и тут же ломанулись внутрь. А тут уже закрывай — не закрывай ворота, а людей на погибель не оставишь. Ну, доела? Идем?
Надо было пройти через двор. Вокруг стояли телеги, орали люди, ржали кони, кое-где вспыхивали разборки, стихийно перерастающие в драки, — бардак был ужасающим! Среди этого бедлама пытались протиснуться воины, но им перегораживали дорогу кострища и оглобли, приходилось идти гуськом, чтобы не наступить на вертящихся под ногами детей.
— Это ужасно! — не удержалась я.
— Что? — не понял Тишин.
— Это все! Почему не организован прием горожан, распределение по замку? Почему не выделены комнаты? — Я была в растерянности.
— Комнаты заняли богатые, а все остальные во дворе, — спокойно ответил наемник.
Мы проходили через коридоры, перебираясь через сундуки и тюки с вещами и драгоценностями. Когда я увидела в огромном бальном зале одного человека, восседающего, как король, среди сваленной утвари, а рядом стояли солдаты и отпихивали от дверей желающих войти, мне стало совсем горько. Эти люди, этот замок был обречен на осаду, а может быть, и на взятие. А они воспринимали войну как временное неудобство и не собирались поступаться своим положением даже ради собственной жизни. Мне это напомнило час «пик» в трамвае — вот так же один человек встанет на проходе, и самому стоять неудобно, потому что все толкают, и не проходит в середину, где свободно. Это даже не собака на сене — это намного хуже. А таких зажравшихся уродов еще надо защищать в поте лица своего. Не хочу!
