Он остановился, будто наткнувшись на каменную стену, которой быть не должно, и ударился с размаху. Очень больно и очень обидно.
— Ты мокрый! — попыталась я прояснить ситуацию. — Всю постель вымочишь!
Закаменевшие плечи расслабились, и Рандир с облегчением засмеялся:
— Не любишь воду?
— Да ну вас! — я насупилась. — Прилезут мокрые и холодные… Я вам что, грелка?!
— Вам — это кому?
— Мужикам! — безапелляционно заявила я и показала язык.
— А что, были другие?
Стоп, девочка! Шутки шутками, но грань должна быть проведена четко.
— Рандир. Как ты понял, я не девочка, — я сбросила шутливый тон и твердо посмотрела ему в глаза, — я не знаю, как в вашем мире, но в моем количество партнеров не обсуждается. Говорю сейчас и больше говорить на эту тему не хочу — да, у меня были мужчины. Все?! Или еще что-то?
— Извини, — Рандир не стушевался, он просто принял правила игры. — Не буду.
И замолчал.
Все-таки я его обидела. Другая женщина свела бы все к комплиментам, а я, как дура, границы обозначаю — от сих пор и до сих! А больше не сметь!
— Извини, Рандир, — попыталась исправить ситуацию я, — у тебя ведь тоже есть вопросы, на которые ты бы не ответил.
Он приподнял бровь:
— Это какие?
Я набрала воздуха и выдохнула:
— Про сестру и про огненный знак.
Сказала и прикусила язык. Блин! Что же я творю?! Мне очень хочется узнать, но разве это повод, чтобы совать свой любопытный нос в тщательно оберегаемые тайны?
Но Рандир уже встал и направился к дверям. Так, как был — в мокрой простыне вокруг бедер и капая водой с длинных волос. Боги, что же я наделала?!
— Рандир, извини!
— За что? — повернулся он возле дверей и, увидев мое перепуганное лицо, пояснил: — Я только хотел служанку позвать и попросить принести еды. Я голодный. А ты?
А я? Вчера днем удалось поесть. Потом до вечера на стене простояла. Потом Тишин. Ночью — барон и этот весь цирк. Сейчас где-то середина дня, хотя за окном низкие свинцовые тучи, расщедрившиеся проливным дождем, и определить время на глаз не получается.
— Да… — растерянно проговорила я.
~~~
Рандир развалился в кресле, сменив мокрую простынь на принесенные той же служанкой штаны. Но дальше одеваться не стал. Мне же пришлось натянуть и рубаху, и брюки, что не помешало, стащив с подноса тарелку с кашей, забраться с ногами в кровать. Да еще и укутаться в одеяло — Рандир специально или случайно не закрыл балконную дверь.
— Я расскажу тебе про сестру, — тихо начал Рандир, и я превратилась в слух. — Нас было пятнадцать детей. Для тех мест, где я вырос, многоженство обычная вещь. Жены, наложницы… Мой отец был чиновником не очень большого ранга, но денег хватало, а мужчина он был видный, вот у нас и было пять старших жен и три младшие жены-наложницы.
Если Рандир хоть капельку похож на своего отца, то я понимаю этих женщин. Интересно только, как они не повыдирали последние волосы друг у друга за право провести ночь с мужем.
— Моя мать была второй женой. А я ее единственным ребенком. Самой старшей, на два года, была моя сестра от первой жены. Мы с ней всегда были заводилами. Мы дрались вместе и играли — знаешь, какая это орава, пятнадцать детей мал мала меньше? Компания у нас была веселая. И детство до одиннадцати лет было счастливым — это я сейчас понимаю, а тогда мне хотелось чего-то большего, чем бегать по улице во главе малолетней ватаги. Понимаешь, у нас не было различия, от какой ты матери родился — все семья. Это было главное. А потом… Отец чем-то проштрафился, и его посадили в тюрьму. Не казнили — нет, для казни он не настолько тяжелый поступок сделал, подпись не там поставил или что-то вроде того… Я тогда не понимал, а нам, малышне, не сильно об этом рассказывали. Просто в один день мы оказались на улице — все сразу. С матерями, няньками, прислугой. Сначала продали все ценное. Разделили поровну — без того, что большее старшим женам… Выживали, как могли. Держались вместе. Мы с сестрой работать начали — я на пристани, а она белье стирала с другими женщинами. А потом пропала одна из младших жен. Забрала своего ребенка и в придачу все наши деньги и исчезла. После этого пошли свары. Мамки ругались между собой. А мамки ругаются, и малышня следом. Я старший был — еле успевал за ними следить…
Рандир на секунду замолчал. Продолжил уже не так резво, а будто взвешивая каждое слово:
— В тот раз ур-хаи прошли рядом, нас не задели… но лучше бы ур-хаи, чем… люди. Те, по чьим землям проходили ур-хаи, бежали к нам. Селились на уже занятые земли, а там, где не хотели местные подвинуться — просто убивали. Началась война. Все против всех. Мамок убили сразу… и еще двоих детей. А сестра собрала остальных и вывела из города. Как она умудрилась — до сих пор страшно… везде убивают, а мы взялись за руки, цепочкой идем. На нас не так чтобы внимание обращали, а если обращали, то мы гурьбой падали. Кто постарше, младших собой прикрывал. Так мы Юна и Кайль потеряли. Даже не похоронили толком… А Ринат поклялась, что больше не допустит смертей. И мы ей поверили…
Жрали все, что под руку попадалось. Где-то крали, где-то дрались за кусок хлеба — малых надо было кормить… я первый раз убил, а потом уже нестрашно было. Главное, что мы смогли выйти к внутренним землям и не потерять никого из малышни. Нас пристроили в сиротник. Только Ринат туда не пошла. И я вместе с ней. У сестры была навязчивая идея продать всех детей.
Что? У меня, наверное, лицо перекосилось после этой фразы: «Продать детей»! Да я в самом страшном сне не могу себе такое представить! И это говорит Рандир?! Ужас!
Рандир понял, что сказал не то, и поспешил объяснить:
— У нас детей покупают бездетные. Или те, кто хочет еще одного ребенка, а не может.
— А-а-а… усыновить.
— Кажется, это у вас так называют. В Далинале рабства нет, и никто даже не подумал бы, что можно кого-то поработить. Детей покупают у родственников — никто другой не может их продать. Ринат хотела продать только в хорошие семьи. Пришлось побегать… за полгода мы всех пристроили. Вот тут меня и заприметили из Королевской Школы. Ринат была так рада, что я не мог отказать и огорчить ее. Королевская Школа — это то, о чем она мечтала, но девочек туда не берут. У нее была мечта — стать телохранителем и всех защищать. Ее сильно изменили наши полгода странствий…
Полгода… как спокойно он это говорит. Представить себе не могу — целых шесть месяцев — сто восемьдесят дней полуголодные дети идут по залитой кровью земле, среди трупов, среди зверств, и ведет их тринадцатилетняя девочка. Да крышу рвет от такого! Рандир не рассказывает всего, но и не нужно… и так волосы дыбом.
— Ринат я больше не видел… до того самого дня.
И пауза. Длиною в два удара сердца или в вечность.
