— Я те говорю, девка. Мы тут попали, как крыса в ловушку — назад нам нельзя, по каждому в Орде виселица плачет. На востоке — горы, с запада альдарские леса — туда сунуться не получится. А с севера теперь вот ур-хаи, будь они неладны! Дали бы мы бой, да мало нас супротив их. Если же бой им не дать, они же, как тати, ночью нападут или когда не ждешь. У них же честный бой не принят — бояться они супротив армии встать! Одно слово — крысы!
Я вспомнила этих высоких, темнокожих, с отвратительными приплюснутыми мордами «крыс», пьяно куражившихся возле распятых, тогда еще мне незнакомых Рандира и Тауэра.
— Конаш, все хотела спросить. Можно?
— Ну, спрашивай!
— А чего вы из Орды-то ушли?
— Да понимаешь, девка, пришлые мы. Ну, не мы, а прадеды наши. Они из земли другой когда пришли, тоже места себе найти не могли. А Орда только становиться начинала. Милак-хан тогда к власти пришел и всех под свою руку и взял — нужны были ему воины. Порядки, что деды принесли, оставил прежними и веру позволил. За ним сын его, Исид-хан, тоже нас при дворце держал и милостью своей не забывал. Тогда и повелось, что кто худ или беден, мог прийти в Сечь и стать козаком.
Так, пока история, что на старом месте, что на новом — повторяется. Сечь, беднота, бегущая от своих хозяев, воинское братство, держащееся на вере и круговой поруке… Послушаем, что было дальше.
— …мы-то кричали «Любо!» только хану, а не его визирям. Сколько раз нас купить хотели! Не продавались и веру свою не меняли. Один у нас гетьман и хан один. Только им и верны. Этой весной умер старый Умар-хан. Сынки его меж собой грызню учинили и нас бросали то против гвардии, то против народа. А мы не знали, кому и «Любо!» дать. Сказали, что пока владыки не будет, и воевать не пойдем. Визирь главный нас в предатели и записал, крыса помоечная, да еще новому хану Селиму наплел, что, мол, неверны мы ему. А тот молод, да еще и трон под ним еле стоит — вот и испугался. Приказал, чтобы все козаки войском его регулярным стали, законы да права, что деды с собой с неньки-земли вынесли и за которые кровь проливали, забыли. А веру свою чтобы только втайне чинили и богам его кланялись. Вот гетьман и порешил собрать тех, кто пойдет за ним, да и уйти. Не все, конечно, ушли. Были и старшины, коим брюхо свое дороже стало — покорились они и сотни их. А мы, вот… жизнь хотели начать… с жонками да детьми… Эх!
Конаш махнул рукой в бессильной злобе.
45
Бег полезен для здоровья. Но только не в таких количествах! Ветки по роже, кочки под ногами, деревья, вырастающие прямо перед мордой — и все это вкупе с горящим боком и больным дыханием. Кайф! Чтобы я так всю жизнь бегала! А мужикам хоть бы хны! Бегут, как лоси на весеннем гоне — им хорошо, они привычные. Еще чуть-чуть, и я сдохну! Вот прямо здесь и лягу, и не трогайте меня, ну вас всех в баню! Ладно — вон до той опушки, и все! Ну, хорошо — до вот той сосны на пригорке! Уговорил — до влажно блеснувшей речушки! А дальше ни шагу!
Упала на колени во влажный песок. Пить! Если бы не чья-то рука, схватившая меня за талию, точно мордой в реку свалилась бы.
— Плавать умеешь, девка?
Сил, чтобы ответить, нет. Киваю головой.
— Хорошо. Вперед!
О, Матерь Боска и все святые на пересчет! За что?!
Прямо в одежде плюхаюсь в холодную воду. Е! Удовольствие ниже среднего. Особенно когда поняла, что за палочка проплыла рядом — стрела. Тихонько так проплыла, закручиваясь на водоворотах. Осознание того, что по нам еще и стреляют, резко добавило резвости моим рукам и ногам. Еще десять минут назад клялась-божилась, что упаду и умру, а сейчас вдруг поняла, что хочу жить несмотря ни на что. Кажется, я проплыла дистанцию даже быстрее, чем обычно в бассейне. Оглянулась. Точно — первая! Некоторые козаки только к середине речки подплывали. Сама речка небольшая — метров тридцать всего-то. Не Днепр однозначно. А в свою бытность кандидатом в мастера спорта по плаванию мы с остальными такими же юными и уверенными одноклассниками за не фиг делать его переплывали. Просто те, кто не занимался профессионально плаванием, никогда не смогут понять магической формулы — «три по три» или, еще лучше, «три в квадрате».
[6]
А потом приходишь вот с такой «доброй» тренировочки в школу и первым же уроком — контрольная! Вот тогда и понимаешь, что все остальное — только иллюзия жизни.
Не надо было мне оглядываться! Ой, не надо было! Ноги сами кинули меня обратно в воду, а руки мощным баттерфляйным гребком бросили тело почти на середину реки и под воду. Еле успела ухватить! Тяжелый, зараза! Переворот почти на автоматизме, голову зажать локтем, подбородок наверх, чтобы дышать смог. Только бы не стал вырываться! И гребсти! Быстрее, быстрее! Пока сама плыла — кролем загребала, за спину сильно не посмотришь, а тут приходится на спине… и глаза в глаза с ур-хаями. Впервые увидела их при свете дня, да еще так близко. Кожа у них серовато-пепельная, лица широкие, а глаза узкие. Одеты вполне прилично — рубахи, брюки. Оружие, опять же, не из арсенала пещерного человека. А вот взгляды… давно я на фанатиков не нарывалась. Да таких, что готовы весь мир ради своих интересов в огонь бросить. Стоят на краю воды, ноздри раздувают, и озлобление… да такое, что кажется, сейчас река загорится! Буквально секунду стояли, а потом раз — и нет их. В реку не сунулись — видно, воды боятся, а лучники из козаков, те, что уже на берег выползли, тоже без дела не сидели. Успели десяток стрел выпустить.
Меня подхватили под руки, вытаскивая вместе с Конашем. В левом плече у него торчала длинная тонкая стрела. Я задела ее, когда переворачивала в воде тело, и от боли Конаш потерял сознание. А может, и раньше. Надо еще выяснить, не нахлебался ли он студеной водицы. Думать некогда. Руки сами ударили два раза по щекам — эффекта ноль. Значит, захлебнулся. А перевернуть его и через колено у меня силенок не хватит… время идет на секунды, вернее на доли секунд. Искусственное дыхание — вдох, выдох. Удар-толчок под дых. Опять вдуть воздух. Удар. Воздух. Вздумай ты только умереть здесь, мать твою!
Вода выплеснулась изо рта прямо в мой рот. Черт! Так и самой захлебнуться недолго! Ну, дыши! Конаш задыхается, ловит ртом воздух, но дышит. Глаза мутные, но уже пытается осмотреться. Пришел в себя. Ну, и ладненько. А то из меня лекарь, как из эльфийки берсерк.
Как мы добрели до лагеря — честно, не помню. Вроде бы мне даже «спасибо» сказали. Я мотнула головой в знак принятия их благодарности, но лучше они бы меня за это на ручках понесли. В голове мутилось, и легкие выжигало кашлем. Смутно помню, что кто-то радостно кричал, меня куда-то тащили, запах костров, еды и, главное, теплое сухое одеяло… а потом наконец меня оставили в покое, и я закрыла глаза.
~~~
Сквозь сон я слышала голоса.
— Она будет неплохой королевой — дерзкая, смелая, даже с ордынцами сумела общий язык найти, — этот голос, полный щегольского самодовольства с явными нотками превосходства, я никак не могла сопоставить ни с одной известной мне личностью.
