Поворачивать мощный верховой ветер, когда град лупит по спине и плечам, а молнии бьют прямо в скалы крайнова замка, Фамке совсем не понравилось. Ланка, к примеру, разрыдалась и сбежала, не выдержав и получаса борьбы с бурей. К концу дня все были в синяках и долго потом вздрагивали от каждого резкого звука, но Пригорье худо-бедно отстояли.
Урожай выдался на диво. Такого в этих краях не видали уже лет десять. Почти всю осень к Крайновой горке свозили мешки с зерном, мукой, овощами. Варка с Илкой замучились, перетаскивая все в обширные кладовые. Городские старшины аккуратно внесли свою долю деньгами.
– Куда нам столько! – ужасалась Жданка. – Этого же в жизни не съесть.
– Пригодится, – задумчиво бормотал крайн, очевидно, предвидя какие-то грядущие несчастья.
– Что не съедим, то продадим, – хозяйственно рассуждал Илка.
Так или иначе, а голод им теперь не грозил.
* * *
За дверью вежливо кашлянули. В дверном проеме нарисовался господин Лунь собственной тощей и длинной персоной.
Фамка смущенно вскочила, одернула юбку. Она терпеть не могла, когда ее заставали без дела. Живешь из милости, так пусть хоть видят, что не даром ешь хлеб.
– Госпожа Хелена, у меня для вас поручение.
Лестница, по которой они пошли, была совсем новой, видимо, только что выращенной. Выше любимой Варкиной лаборатории, выше аптечной кладовой.
– Здесь, – сказал крайн и отдернул полог у входа.
Большое и темное помещение с щемяще знакомым сладковатым запахом. Ряд тщательно закрытых ставнями окон. Крайн не спеша двинулся вдоль внешней стены, открывая ставни. Скупой осенний свет неохотно проникал в огромный полукруглый зал. Фамка ошарашенно подняла голову.
– Это что же… библиотека? – пробормотала она неуверенно.
– Да, – подтвердил крайн, – одна из лучших по обе стороны гор. Здесь надо немного прибраться… Нам с Иваром потребуются кое-какие книги, но работать в такой пыли…
Фамка кивнула, соглашаясь. Прибраться – это всегда пожалуйста. Без долгих разговоров спустилась вниз, переоделась в тщательно сбереженную старую лицейскую форму, которая вдруг оказалась тесной, набрала воды, прихватила побольше ненужных лоскутов и снова отправилась наверх. Пыли на полу, на длинных столах у окон, на высоких подставках для книг скопилось не так уж много. С этим Фамка покончила быстро и повернулась к книжным полкам.
Книги стояли в двадцать рядов до самого верху и вроде бы даже вползали на выгнутый куполом потолок. С пола не достать, но там и сям к полкам были приставлены изящные лесенки. На отдельных полках красовались плотно запечатанные золоченые футляры со свитками. Кое-где в тесных рядах темных пупырчатых переплетов чернели пустоты. Видно, уходя, крайны забрали с собой самое ценное. Или любимое…
Год прошел с тех пор, как она в последний раз открывала книгу. Что же это было… Ах да, ненавистный учебник версификации. Вздохнув, Фамка вскарабкалась на лестничку, потянула с полки одну из книг, стерла пыль и приставшую паутину, поставила на место тяжелый, пахнущий старой кожей том «Космография или чертеж мира», осторожно взяла в руки другую. «Жизнь и преступные деяния великого и славного короля Аспазия Светлоголового». Как это понимать? Если король славный, то почему деяния преступные? Интересно…
Кто-то сильно дернул ее за ногу. Фамка взвизгнула и едва не свалилась с лестнички. Книга, уютно лежавшая на коленях, поехала вниз. Фамка подхватила ее, заложила пальцем, чтоб не потерять место, и огляделась.
Снизу ехидно скалился Варка. Сзади маячил Илка, мрачный, как голодный медведь.
– Эй, – сказал Варка, – гляди-ка, шевелится. Значит, еще живая.
– Зато я щас помру. Прямо тут, не сходя с места, – пригрозил Илка.
– Чего вам? – неприветливо спросила Фамка. – Чего стряслось-то?
– Да как тебе сказать, – усмехнулся Варка, – мы когда ужинать будем?
– Как ужинать? Обеда еще не было…
– Ну, обед мы кое-как состряпали. Господин Лунь лично руку приложил. А вот ужин готовить ни в какую не хочет. Я, говорит, вам не нанимался.
– Ой, а который час?
– Самый подходящий для ужина, – сварливо сказал Илка.
– Ага, я сейчас… я вот только до конца главы…
– Ну все, скажи своей Ланке, чтоб училась готовить, – скорбно заявил Варка, – кашу-то она хоть умеет?
– Ох, – вздохнул Илка, – марципаны в сладком соусе умеет, это наверняка.
– Марципанами сыт не будешь.
* * *
– «Есть трава „царевы очи“, собой красна, и листочки, и цвет красен, ростом со спицу. А растет она на болоте, где ключи бывают и клюква. Держи ее при себе – и победиши всякого супостата, и на суд идти – не осужден будеши». Чё, правда, что ли?
– Не знаю. Не пробовал.
Господин Лунь растянулся на полу у самых окон, удобно устроив спину на двух пышных подушках. Руки закинуты за голову, на животе переплетом вверх раскрытая, сильно потрепанная книга, глаза, устремленные в небо, следят за медленным падением снежных хлопьев.
Варка, топтавшийся у подставки с огромным фолиантом, задумчиво почесал бровь, осторожно перевернул страницу.
– «Есть трава перенос, собою темна и мала, цвет ворон. И та трава добра от змеи. А семечко возьми в рот, войди в воду – вода расступится…»
– Все может быть. Ты плавать умеешь?
– Вы зачем мне эту книгу дали? Просто так? Или была какая-то причина, которую людям нипочем не понять?
– Читай-читай. Там есть и вполне здравые вещи.
Варка вздохнул и перевернул еще страницу. Со своим невежеством он боролся яростно. Память о прошлой зиме подгоняла его лучше всякого кнута. Беспомощность перед лицом смерти? Нет уж, хватит.
В дальнем углу у стола шушукались Фамка и Илка. Но шепотом спорить трудно, и оттуда то и дело раздавались приглушенные вопли:
– Отравили!
– Сам себя порешил.
– А я говорю, отравили.
– Вот тут ясно сказано, – Фамкин палец уперся в одну из разложенных вокруг книг, – предал своих и, устыдясь, покончил с собой.
– Никого он не предавал.
– Да? Тут же ясно сказано: «Пятый князь Сенежский явился на поле битвы под стягом герцога Урштатского».
– Но в битву не вступал.
– Потому что струсил.
– Не, убогая, ты не понимаешь. Он выжидал. Вы все там у себя в Норах думаете: вот свои, вот чужие, они плохие, мы хорошие. Слова всякие говорите: верность, предательство, вождь, защитник, любовь к родине. А такие, как он, по-другому думают. Им и на вас плевать, и на родину чихать с высокого дерева… Он меж нашим королем и герцогом Урштатским вертелся, пытался власть свою сохранить, а заодно и княжество.
