– Может, не заметят, – прошептала Жданка. Варка даже не стал обзывать ее дурой. Как можно их не заметить на самой середине узкого, со всех сторон открытого моста?
Копыта стучали, стремительно приближаясь.
– Может, не узнают?
Варка схватил Жданку в охапку, прижал к себе, окутал полами безрукавки. «Первому, кто потянется, швырну в рожу проклятую птицу, – подумал он, крепко зажмурившись, – а там – посмотрим». Один бы он попробовал забраться под мост, повиснуть на свае, но Жданка так не сможет.
Жданка вдруг вывернулась из рук.
– Стойте, – завизжала она, – стойте.
Грохот смолк. Варка открыл глаза. На миг ему померещилось, что он все еще спит в копне возле Стрелиц и видит очередной несвязный сон. Жданка повисла на шее какого-то мужика. За спиной мужика выступали из темноты очертания лошади.
– Дядечка Антон, – причитала Жданка, – ой, дядечка Антон!
Дядька Антон, ошарашенный таким обращением, не мог даже гмыкать.
– Где вас носило?! – рявкнул он наконец, отодрав от себя Жданку.
– Да мы пешком, – проникновенно протянула Жданка, – скучно ждать-то.
– Дык, может, вы и дальше пешком?
– Не, – радостно заявила Жданка, забираясь на полупустую телегу, – ехать лучше.
Варка шагнул вперед, пристроился рядом, сунул застывшие пальцы в рот, стараясь согреть их.
– Чё там у тебя? – Кнутовище дядьки Антона уперлось в оттопыренную безрукавку.
– Три пуда золота, – мрачно разъяснил Варка, – те самые, что из Трубежа сперли.
– Ха, – сказал дядька Антон. – Ну, поехали, что ли. Ночуем в Язвицах, у кума. Два гроша с носа. А до тех Язвиц еще три версты. Засветло хотел добраться, так нет. По дороге два раза останавливали.
– Золото искали?
– Да кто ж их разберет. Сказывают, трубежские крайна поймали.
– Ну да?! – заинтересовалась Жданка. – Настоящего?
Дядька Антон хмыкнул, подстегнул лошадь.
– Не знаю. Не видал. Сказывают – из себя прекрасного и того… с крыльями. Заманили они его, значит, к себе как-то хитростью, поймали, заточили, а он возьми да и улети.
– Когда это было-то? – скучным голосом спросил Варка.
– Да прошлой ночью. Нынче с утра пришли за ним, а там окно разбито, решетка сломана. Улетел.
– А чего ж они по дорогам ищут? – не унималась Жданка. – Лететь-то и без дороги можно.
– Чего не знаю, того не знаю. Крайн им до зарезу нужен, хоть какой завалящий, из простых.
– Зачем? – жестко спросил Варка.
– Одумались, – проворчал дядька Антон. – Князя, вишь, боятся.
– Сенежского?
– Его.
– А барона не боятся? – спросил поднаторевший в местной политике Варка.
– И князя, и барона, и крайнов… Вдруг отомстить захотят.
– За что отомстить?
Но дядька Антон в ответ только хмыкнул.
Глава 17
– Быстро вы обернулись, – сказала Фамка.
Варка непонимающе смотрел на нее. Ему казалось, что он годы провел на темных дорогах, пробираясь по пустым полям и бесконечным холодным чащобам, годы бежал и прятался, коченея от холода и умирая от страха.
– До темноты надо сходить в Починок, оставшиеся вещи забрать.
– Сходим-сходим, – успокоила его Ланка, – ты уж сиди, грейся.
Варка, как вошел, потянулся к печке и теперь всем телом прижимался к ней, если б можно было, то забрался бы внутрь, в самую середину пылающих углей. С самого утра у него болела голова и снова бил озноб.
Жданка торопливо выпутывала из-за пазухи нескладную птицу. Вид у птицы был вполне мертвый. Крылья беспомощно распластались по полу, клюв полуоткрыт, глаза затянуты белой пленкой.
– Это что, едят? – сухо поинтересовалась Фамка.
– Бедненькая, – ахнула Ланка, села на корточки, осторожно тронула поникший хохолок, – надо ее покормить… или хоть водички.
Жданка кинулась за котелком. Птичий клюв осторожно погрузили в воду, но это не помогло. Несчастная птица только взъерошила помятые перья и жалобно квакнула.
От этого странного звука проснулся крайн. Он и в самом деле спал, а не прикидывался, как решил было Варка. Оторвал всклокоченную голову от лежанки, и какой-то миг Варка имел возможность наслаждаться редкостным зрелищем. На высокомерном лице, вечно искаженном гневом или отвращением, мелькнуло наконец что-то человеческое: сонное удивление и расслабленная нежность.
– Белая цапля, – пробормотал он, – белая цапля с Бреннских болот… – и окончательно проснувшись, соскочил с лежанки. – Что вы с ней сделали?!
– Мы – ничего, – поспешила заверить его Жданка.
– Где взяли?
– Подобрали на дороге.
Крайн опустился на колени. Длинные желтоватые пальцы коснулись окровавленного клюва, осторожно развернули подрезанное крыло, пробежали по лапке с обрывком веревки.
– Двуногая мразь, что сотворила это…
– Он умер, – сказал Варка от печки, – замерз в лесу.
– Умер?! Надеюсь, – голос крайна сорвался, – очень надеюсь, что его смерть не была легкой.
Жданка пыталась что-то объяснить, но ее явно не слушали. Крайн съежился, склонился над птицей – живое воплощение горя и отчаяния. Нескладные худые локти, острые плечи, торчащие лопатки… Лицо, полностью скрытое неопрятными космами. Только пальцы едва шевелились, ласково перебирая грязно-белые перья, да шелестел невнятный шепот, похожий на деревенский плач по покойнику. Варка разобрал что-то вроде «сестрица моя милая… загубили, замучили… ничего не могу…». Прислушиваться он не стал. Сильно клонило в сон, а мерное бормотание довершило дело.
* * *
Пробуждение было ужасно. Таких звуков он не слышал с полузабытых липовецких времен. Варка вскочил на ноги, намереваясь дорого продать свою жизнь.
По комнате с дикими пронзительными криками металось нечто белое и нескладное. За ним, нечленораздельно вопя, скакала Жданка. Ланка визжала, зажмурившись и заткнув уши. Илка дергал ее за руку и пытался что-то спросить. Крайн сидел на полу, прислонившись к лежанке с таким ошеломленным лицом, как будто его только что хватили обухом по голове.
– Как я это сделал? – задыхаясь, проговорил он.
– Чего не знаю, того не знаю, – заметила сохранившая полное спокойствие Фамка, – вы крайн, вам виднее.
– Я – мертвый крайн. Я не мог… – Теперь крайн с безумным видом рассматривал свои дрожащие руки.
– Значит, смогли. Или она сама оклемалась.
