– Ладно, не скули, госпожа Хелена. Найду я тебе кастрюлечку.
– Это что же, – задохнулся Илка, – ваши ушли, а все это оставили?
– Там, куда они ушли, золото ни к чему. Брали только самое необходимое.
– И все это так и лежит?
– Лежит. Куда оно денется. Запечатали, знаешь ли, от таких, как ты, вот оно и лежит.
Илка слегка устыдился и сник.
– Все равно, – печально сказала Ланка, поглаживая длинный ворс мягчайшего покрывала, – нельзя нам тут жить. Тут все во-он какое, а мы, – она покосилась на свою чумазую исцарапанную руку на белоснежной шерсти, – мы же грязные.
– Грязь – вторая кожа, – поведала Жданка очередную трущобную мудрость, – с грязью теплее.
Но крайн мудрость не оценил. Выяснилось, что пачкать фамильное имущество он не позволит, поэтому мыться нужно, а мерзкие тряпки, которые на них надеты, следует немедленно сжечь и начать со Жданкиных, как наиболее отвратительных.
Жданка подобрала свои драгоценные юбки и бочком-бочком двинулась в сторону, соображая, куда бы спрятаться.
– Сжечь – дело нехитрое, – возразила Фамка, – а ходить будем в чем мать родила?
Тут Варка с удовольствием заметил, что господин Лунь озадаченно скребет обросший светлой бородкой подбородок. Видимо, возвышенному уму крайна подобные земные затруднения были глубоко чужды.
Так они оказались в гардеробной. Тут-то и началось настоящее светопреставление.
Там были платья. Сотни платьев, подвешенных на распялочках и закрепленных на манекенах, укутанных кисеей, бережно уложенных в длинные сундуки. Варка с Илкой с первого взгляда поняли – это носить нельзя. Золотая сетка, тончайшие кружева, вышивки шелком, вышивки серебром и золотом, жемчуга у ворота, бирюза на корсаже, многослойные юбки, длинные шлейфы, рукава с какими-то хвостами, высокие воротники. В этом можно сидеть на троне, в крайнем случае – танцевать на придворном балу. Такие низменные занятия, как мытье посуды, в присутствии этих платьев не следовало даже упоминать.
Прекрасная Илана замерла точно пораженная громом. Варка испугался, что ее немедленно хватит удар. Но она только тихо застонала и как зачарованная двинулась к сверкающим тряпкам.
– Можно мы посмотрим, – пискнула Жданка, – ведь можно, да?
– Делайте, что хотите, – милостиво разрешил крайн, – все равно это никому не нужно.
– Нам тоже не нужно, – сказала Фамка, – попроще тут ничего нету?
– Я поищу…
Фамка отрешенно кивнула. Чувствовалось, что ее несокрушимое благоразумие тоже дало трещину.
Крайн поглядел на нее, хмыкнул и отправился куда-то в глубину обширного зала, заставленного высокими сундуками, завешенного колышущимися одеждами, заплетенного тонкой, как паутина, кисеей и прозрачной, как кисея, паутиной. Все это озарялось бледными косыми лучами, проникавшими сквозь невидимые снизу окна.
– Хлам, – бормотал он, – хлам, хлам и хлам… барахло… бесполезные старые тряпки.
– Довольно дорогое барахло, – заметил Илка, медленно пробираясь к источнику ворчания, – страшно подумать, сколько все это стоит.
Господин Лунь копался в одном из сундуков.
– Ничего это не стоит, – угрюмо пробурчал он, – это нельзя продать.
– А-а, – догадался Варка, – фамильные ценности… Честь рода и всякое такое…
– При чем тут честь, – глухо прозвучало из недр сундука, – сейчас в этой стране даже у короля не хватит денег, чтобы купить такое платье. Так, вот это сойдет… Не шелковые, и на том спасибо.
Из сундука были извлечены две любовно сложенные льняные рубашки. Пахли они чуть-чуть затхлым сундучным духом, а еще лавандой и розмарином. Кроме рубашек, каждый получил пару мужских чулок из тончайшей шерсти.
– Белые же, – ужаснулся Варка, – как же мы в них…
– Изящно и с достоинством, – посоветовал крайн, – как и надлежит на больших королевских приемах.
– А вы бывали на приемах? – поразился Илка. Сам он единственный раз вместе с отцом удостоился приглашения от наместника, и в той, прошлой жизни невероятно гордился этим.
– Всенепременно, – фыркнул крайн.
* * *
С прочей одеждой вышла заминка. Крайн долго созерцал содержимое сундука, заглянул в два соседних и, безнадежно махнув рукой, отправил парней мыться, приказав на прощание постирать старые штаны. При этом в его голосе не было обычной уверенности.
Варка тоже сомневался в своей способности что-либо стирать. Кроме того, в последнее время отдельные части его штанов, казалось, держались вместе только благодаря застарелой грязи. Но вопреки всему старые лицейские панталоны уцелели и теперь сохли поодаль на горячих камнях.
Переодеть самого крайна, судя по воплям, доносившимся из гардеробной, оказалось гораздо труднее.
– Ты серьезно думаешь, что я буду это носить?
– А что такое? – колокольчиком разливалась Ланка. – Немножко старомодно, конечно, а так вполне ничего. Складочки такие миленькие…
– Складочки! Он же сиреневый!
– Лиловый с искрой.
– Сиреневый. С розовым отливом.
– Но он же ваш! Раньше вы же его носили!
– Носил. Позорное свидетельство того, каким идиотом я был в семнадцать лет. Но с тех пор, смею надеяться…
– Тогда вот этот, черный, бархатный…
– Какой-какой? Вот этот? С кру-жав-чи-ка-ми?
– Это не кружавчики. Это, между прочим, драгоценные миойские кружева. Кроме того, знающие люди говорят, что широкие рюши ниже колен к весне снова войдут в моду.
– В этих краях к весне в моду войдут сосновые гробы. У меня же был приличный костюм. Что вы с ним сделали, а?
– Чего? Приличный?! – Ланка вспомнила серое потертое безобразие, задохнулась от возмущения и дала возможность вмешаться голосу разума, то есть Фамке.
– Эти… хм… рюши можно отпороть. И воротник тоже, если хотите. Получится простой черный костюм.
– Ага, – обрела дар речи Ланка, – простой-простой. Если не считать, что этому бархату цена семь золотых за локоть.
Слушая все это, Варка порядком утомился и нырнул с головой, оставив на поверхности только кончик носа. Горячая вода приятно перебирала непривычно короткие волосы. Все-таки господин Лунь управляется с кинжалом исключительно ловко. Изящный разворот, два-три движения, и все. Курицы без кос, Варка с Илкой без хвостов. Только холодный ветер прошел по затылку. Ланка даже завизжать не успела.
– Вши, – кратко объяснил он причину столь суровых мер. Виноват оказался, конечно, Варка, который якобы подцепил эту гадость, слоняясь по деревням.
– Подумаешь, вши, – ухмыльнулась Жданка, – чего такого-то? От этого не помирают. Вот у нас под мостом…
