Жданка так и осталась стоять под деревом с протянутыми руками.
– Как же… ведь мы же… кормили, спасали… я ее на груди грела, а она… Позовите ее… ведь вы же можете.
– Она птица, – сурово сказал крайн, – свободная птица.
– Но как же… мы ее любили, а она… даже не оглянулась.
– Нужно уметь отпускать.
– Ты ожидала, что она тебе скажет «спасибо»? – съязвил Илка. – В ножки поклонится, может, еще за постой заплатит. А она взяла и просто смылась. Тварь неблагодарная.
– Ты прав, – согласился господин Лунь. – Благодарности ждать не следует. Ни от кого.
– Потому что люди – хорьки вонючие? – вмешался Варка.
– Дело не в людях, а в нас самих.
– Ты понял? – пихнул Варка Илку. Илка скорчил рожу и отрицательно покачал головой.
– А я, кажется, понимаю, – шепнула Фамка.
Жданка и не пыталась ничего понимать.
– Она же там пропадет. Еду не сможет найти, или замерзнет, или обидит ее кто-нибудь.
– Не горюй, не пропадет, – крайн снова смотрел в небо. – Вон, видишь, журавли летят. Высоко летят – значит, в Загорье. Хочешь, они здесь спустятся? Останутся на ночь, на рассвете, может быть, будут танцевать…
– Не надо. Им и так тяжело. Такая долгая дорога…
Крайн хмыкнул.
– Когда-то я любил провожать журавлей через горы. Там, над Белухой, воздух очень ненадежный. Воздушные ямы, нисходящие потоки, невидимые вихри. И все каждый день меняется. Никогда не знаешь, что тебя ждет. Я становился впереди клина, ведущим. Они шли в воздушной тени моих крыльев. Над ущельем, над ледниками, над Вратами Вьюги…
Скоро склоны очистятся от снега, перевал откроется. Тогда я и вам покажу дорогу в Загорье. Уйдете через пару недель.
– А вы? – пискнула Ланка.
– А я останусь здесь. В конце концов, здесь мой дом. И я устал от странствий. Очень устал.
– Может, вам лучше найти своих? – неуверенно спросила Фамка. – Или вы не знаете, где они?
– Знаю. Но крыльев у меня нет.
– А что там, в Загорье? – спросил Илка.
– Сразу за хребтом – степь. Суровые зимы, сухое лето. Народ постоянно на одном месте не задерживается. Кочуют туда-сюда со своими козами. Дальше на северо-запад есть и села, пашут понемножку, огородничают. Ближе к морю попадаются города, небольшие, небогатые, со здешними, конечно, не сравнить. Но вы не пропадете. Травники там на вес золота. Там и наш знахарь-недоучка сойдет за великого целителя.
– Да, – тут же озаботился Варка, – надо бы корешков, травок подсобрать. Кое-что как раз весной собирать можно.
– Я никуда не пойду, – сказала вдруг Жданка, упрямо глядя в землю.
– Тебя никто не спрашивает.
* * *
Варка повадился спать наверху. Лазать туда-сюда по веревке ему было ничуть не трудно, господин Лунь это не одобрял, но позволял.
Ему очень нравилось в крайновой спальне. Кровать громадная, мягкая, места много, а главное, огромное окно, в которое ночью видны звезды, а на рассвете, не вылезая из-под одеяла, можно наблюдать, как солнце медленно поднимается из-за дальнего леса. Почему в это окно без единого стекла нисколько не дует и в комнате тепло, какой бы мороз ни стоял на улице, Варка не знал, да и знать не хотел.
Минувший день выдался солнечным, но с резким холодным ветром, вечер – тихим и таким ясным, что зеленоватое небо казалось прозрачным и алмазно твердым. А утром Варке почудилось, что снова вернулась зима. Своборова пустошь была белой. Иней густо лежал на скалах, пригнул к земле подросшую траву. Даже ручьи замерли, покрылись тонкой ледяной коркой. Косые рассветные лучи скользили по белому полю, заставляя его сверкать и искриться всеми оттенками розового и золотого.
Впрочем, когда он выбрался из замка с твердым намерением поискать корней мать-и-мачехи, иней, растопленный утренним солнцем, уже исчез. Все опять радостно зеленело. Пригорской траве к таким поворотам было не привыкать.
К полудню из замка выбрался крайн, как обычно, устроился под деревом, начал рассказывать Жданке, не отходившей от него в последние дни, какую-то запутанную историю. К середине истории вокруг на траве сидела уже вся компания. Все прилежно внимали, боясь пропустить хоть слово.
Варка недоумевал, отчего человек, умеющий так говорить, в классе только нудно бубнил, обрушивая на бедные головы учеников тяжелые кирпичи длинных и непонятных слов. Рассказ завораживал, околдовывал, затягивал как бесконечный водоворот. Поэтому все невольно вздрогнули, когда сзади раздалось мощное хмыканье.
– О, дядька Антон, – обрадовался Варка. – Пришли проверить, померли мы или еще нет?
– Здрасьте, дядечка Антон, – заулыбалась Жданка.
– И вам доброго утречка, – пробормотал дядька Антон, почтительно кланяясь. Поклон плохо отразился на его спине. Она так и осталась в полусогнутом положении. Шапку дядька Антон старательно мял в руках, так что все могли созерцать его круглую неопрятную лысину. – Просьбица у меня. Если пресветлый господин крайн соизволит выслушать…
– Нету тут никаких крайнов, – мгновенно ощетинился Варка.
Курицы дружно закивали.
– Ну как же-с нету… – льстиво улыбнулся дядька Антон, – деревце-то десять лет сухим простояло, а теперь вон, зеленое. Я как увидал, так сразу и подумал… Только беспокоить не хотел. Кабы не крайняя нужда, разве я посмел бы…
Господин Лунь на это ничего не ответил, будто никакого дядьки Антона рядом и не было. Сидел, низко опустив голову, разглядывал травку под ногами.
Но дядьку Антона подобное обращение не остановило. Видно, нужда действительно подпирала.
– Утренник нынче был, – сказал он, исподлобья глядя на крайна, – месяцу травню конец, об эту пору обычно их не бывает. А тут ударил… Не только рассада огородная, озими все померзли… Пересевать уж поздно, не вызреет. С голоду помрем. Хоть с сумой иди. Помогите, пресветлый господин крайн, окажите милость.
– Милость? Ты хочешь милости?
– Сжальтесь, господин крайн, не откажите…
– Прошлой осенью к твоим воротам пришел голодный, измученный, осиротевший ребенок. Какие милости ты ему оказал?
– Поленом по голове, – ухмыльнулся Варка. Сейчас это казалось ему забавным.
– Ребенок! Да на нем, не в обиду вам будет сказано, господин крайн, пахать можно. Вон какая орясина. Я дал ему работу и платил честно.
– О да. Он работал за троих, а платил ты ему объедками, от которых отказывались твои свиньи.
– Но, господин крайн…
– Он сказал, что в хижине наверху есть еще дети… больные, обмороженные. Что ты сделал для них?
– А чё я мог сделать-то? – насупился дядька Антон. – Всех не накормишь. Вся страна голодает.
