Но рано или поздно кончается все, и даже этот лес наконец кончился. Не так уж и долго они сквозь него продирались. Варка удивился, увидев, что до сих пор не рассвело. Только через все небо тянулись растрепанные розовые перья. Внизу лежала долина, до краев заполненная прозрачным туманом. Сквозь туман проглядывала петлявшая меж распаханных холмов белая дорога, которая не спеша вползала в деревню – бестолковое скопище черных крыш, заборов, навозных куч и оголенных по весне сеновалов. Местность Варка узнал, хотя бывал здесь всего два раза и то зимой. Горы подходили к деревне совсем близко. Три отдельно стоящих скалы вторгались в саму долину, три гигантских столба гладкого черного базальта. Сказок и поверий об этих столбах ходило множество, и большинство из них Варка услышал на столь памятной ему свадьбе.
– Столбцы, – сказал он. – Чего ж мы через лес перлись? Надо было по дороге.
– По дороге тридцать верст, а лесом – двенадцать, – снизошел до объяснения крайн.
– Чё, прям по пашне поедем? – спросил Илка, после спасения Антонова поля смутно чувствовавший, что топтать посевы как-то нехорошо. Зеленое поле начиналось у лесной опушки и тянулось вниз по склону до самой дороги.
– Нет, – отрезал крайн, – нам Столбцы без надобности.
– А куда нам надо?
– Туда.
Вороной жеребец скорым шагом двинулся по краю поля туда, где полоса дороги, обогнув столбы, ныряла в самую гущу тумана. Над туманом торчали крестообразные верхушки лиственниц, а еще выше вставали горы, мрачные ступенчатые утесы, в утреннем сумраке казавшиеся совершенно черными. Ни Конь-камня, ни Белухи, ни Трех Братьев отсюда видно не было.
Копыта чавкали по раскисшей пашне, Варка, покачиваясь в седле, клевал носом. Илка то и дело щипал себя за руку, чтобы не уснуть. Усталые лошади упрямились, норовили свернуть в родимые Столбцы или вовсе остановиться.
Все же они достигли каменистой дороги и двинулись по ней прочь от деревни, все глубже погружаясь в плотный сырой туман. Стук копыт звучал глухо. Туман гасил звуки и казался таким густым, что даже дышать в нем было трудно.
Варка едва мог разглядеть взъерошенный хвост Илкиной лошади. Зато до напряженного слуха вдруг донеслось нечто такое, что парень едва не вылетел из седла. Померещилось, что ли?
– Эй, вы слышали? – тревожным полушепотом спросил Илка. Где-то наверху, казалось, прямо над головами, громко плакал ребенок. Илка тут же вспомнил жуткие истории о призраках некрещеных младенцев и похолодел. Известное дело, сначала злосчастный путник слышит, как плачет ребенок, а потом из темноты протягиваются две огромные руки и утаскивают его вместе с лошадью прямиком в ад.
Крайн спешился, повелительно махнул рукой. Туман поднялся серым занавесом, закачался вокруг широкими грязными полотнами. Открылась обочина дороги, усыпанная битым камнем, чахлые кусты вереска, а за ними – корявый сосняк, в котором деревья изо всех сил цеплялись за землю среди осыпей и валунов. Меж корней одной из сосен недалеко от дороги слабо дымили остатки костра. Рядом лежала куча хвороста. Нет, куча грязного тряпья. Куча плакала детским голосом, захлебывалась от крика.
Крайн, легко переступая с камня на камень, приблизился к кострищу. Варка не успел и глазом моргнуть, как грязная куча обернулась женщиной. Женщина как две капли воды походила на Петру, такая же серая и замученная. Впрочем, настолько грязной и оборванной Петра наверняка не была.
Илка расслабился. Зловещий плач получил свое разумное объяснение. Где женщина, там и ребенок. Никаких призраков.
– Не подходи! – каркнула бродяжка, и в голову крайна полетел острый камень.
Крайн увернулся, но дальше искушать судьбу не стал, присел на большой валун в некотором отдалении. Вид у него был как никогда мирный и благодушный. Женщина прижалась к сосновому стволу, свободной рукой подхватила второй камень. Ребенок, которого она прятала на груди под рваным платком, разорался с новой силой.
– Голодный, – мягко сказал крайн, – а у тебя молоко пропало. Тебе надо поесть.
– Убирайся!
– У меня есть хлеб и сыр, – спокойно сказал крайн, медленно разворачивая прихваченный с собой сверток.
При виде пухлых ноздреватых лепешек с аппетитной золотистой корочкой, переложенных толстыми белыми ломтями козьего сыра, женщина задрожала. Варка хорошо знал этот жадный тоскливый взгляд.
– Добрый господин, – прохрипела она, – уходите…
Крайн встал, выпрямился во весь свой немалый рост. Женщина, не отрывая глаз от еды, поспешно отступила за дерево. Ребенок захлебывался криком.
– Ты ведь не меня боишься.
Женщина отчаянно замотала головой.
– Он не с голоду орет, – прошептала она, отступая еще на шаг.
– А с чего? – мирно спросил крайн, неторопливо раскладывая еду на расстеленной тряпице.
– Поветрие на нас пало, – донеслось из-за дерева.
– Какое такое поветрие? – Терпению крайна, казалось, не было предела.
– Багровая смерть на нем.
Варка мгновенно натянул воротник до самого носа, руки убрал в рукава и легонько тронул лошадь коленом. «Надо бежать, – мелькнуло в голове, – хотя, может, уже поздно. Если зараза у них в легких – наверняка поздно. Надо же, как не повезло».
– Чего с ним такое? – спросил Илка.
– Багровая смерть, – сквозь зубы прошипел Варка.
– Чего-чего?
– Чума, придурок. Три года назад Грязовец-Приморский весь вымер, до последнего человека.
Илка съежился и тоже попытался спрятаться внутри своей одежды. Его конек шевельнулся и как бы сам собой двинулся вперед, унося всадника подальше от опасного места.
Крайн вздернул подбородок, выпрямился, почти касаясь головой серого полога тумана:
– Я – крайн Рарог Лунь Ар-Морран из серых крайнов Пригорья. Дай мне ребенка, милая, – шагнул вперед, повелительно протянул руки.
– Так, значит, правду говорят…
– Правду-правду. Не бойся. К крайнам поветрие не пристает.
«Врет, – сообразил Варка, – сам-то от антонова огня чуть не помер. Что ж это он делает, а? Я чуму лечить не умею. Да и никто не умеет. Чеснок, говорят, помогает. Лимонный сок еще. Только, по-моему, это вранье».
Женщина торопливо размотала рваный платок, распутала обернутые вокруг орущего существа грязные тряпки. Крайн в три шага преодолел разделявшее их расстояние и без малейшей брезгливости взял ребенка на руки. Плач немедленно прекратился. Зато господин Лунь лихо присвистнул.
– М-да… Тут я один не справлюсь. Идите сюда, господин травник, извольте взглянуть.
Варка захлебнулся ужасом. Самое правильное – унестись отсюда с дикими воплями. Клятву травника он не давал, тетку эту в первый раз видит. Хорошо крайну, он только и думает, как бы помереть покрасивее. Варке помирать не хотелось…
