Чудеса
Появление якши полностью выбило Харшу из колеи. Она, то сидела без движения, то принималась ползать туда-сюда, в беспокойстве заламывая руки.
– Я должна найти его и рассказать, что с ней все нормально. – Говорила она Церину.
– Но как ты сможешь сделать это? Это местечко довольно далеко от нас, к тому же сомневаюсь, что он до сих пор стоит там. – Здраво замечал тот в ответ.
– Но я должна, должна…Забрать кольцо. Сказать ему. Надо все вернуть на свои места.
На что Церин только задумчиво потирал подбородок, покрытый темной щетиной, углубляясь в раздумья. А она все ходила и шептала, не могла работать, плохо спала. Казалось, что это изолированное ожидание с каждым днем все больше угнетает ее, нависая над головой угрожающим скалистым уступом. Верно, как думалось Церину, на то и рассчитывал Аймшиг. Деморализовать ее. Не дать строительству быть оконченным. Хотя цельная картина не была для него ясна. Харша постоянно утаивала то одно, то другое. Церин не находил общей концепции их путешествия. Сначала она рассказывала только о себе. Якобы сама прибыла в этот мир искать учителя. Затем он видит еще одного ее знакомого и узнает еще о двух существах, прибывших в мир. Причины всех остальных были для него совершенно не ясны. Сколько же их там было всего? К тому же эти её переживания говорили о сильной привязанности, подобной болезненном нажатии на ушиб. Все спокойно, пока не дотронешься…
В один из этих дней Харша заметила рядом с собой на камне маленький букетик высокогорных цветов. Почему-то это даже рассмешило ее на время. Но не совсем так как он того ожидал.
– Боже, Церин, мы же не птицы, чтобы таскать всякие безделушки в гнездо. – Произнесла она с каким-то укором.
И он смутился, как-то нелепо отшутившись. И только к полудню до нее дошло. «Да он же ухаживает за мной». Как ужасно, так грубо обидеть того, кто старается ради тебя. Она даже не думала о нем, никогда. Мысли где-то в прошлом все время. А он есть и есть. Вроде как мебель. Но даже если так, то все равно… Она же смертельно больна. К чему связывать себя узами привязанностей, когда стоишь у порога смерти? Да и всегда такая грубая была. Вроде бы хитрая, но не там, где надо. Бестактная. Заявилась тогда к Селдриону… Будто бы он для нее действительно был дойной коровой. С Аймшигом разговаривала приказным тоном. На Марианну из ревности даже смотреть избегала. Фислара высокомерно считала избалованным ребенком. Отца не уважала, братьев никогда не любила. Так стоит ли теперь удивляться, когда камни, разбросанные за всю жизнь, начинают ссыпаться отовсюду горной лавиной. Одно к одному. Болезнь неспроста. Можно ли успеть все исправить, если на это нет ни моральных ни физических сил?
Спустя четыре дня, Харша не выдержала.
– Все, я иду его искать. Просто места себе не нахожу. Я должна сделать это.
– Я пойду с тобой.
– Зачем? – Она оторопело взглянула в его кошачьи глаза.
– Как это зачем? – Почему-то опять смутился он. – Я хочу помочь тебе.
– Не надо Церин, не стоит. Сторожи ступу, а то Аймшиг опять ее разрушит. – Она шарила глазами по лагерю, собираясь в дорогу. Старательно упаковывала в парчу тексты, свои заметки и записочки, накарябанные мелким извилистым почерком, связку сушеного мяса, принесенного Церином. Он молча наблюдал за ее порывистыми, даже в момент волнения не перестающими быть плавными и текучими движениями, даже не находя в себе смелости, чтобы вставить хоть еще слово, чтобы сделать хоть еще попытку. Наконец, когда она все сложила, подала знак, что уходит, совершенно безо всяких пояснений и прелюдий, как-то совсем мельком взглянув на него, будто специально избегая прямого контакта. Он провожал ее до перевала. Когда уже пришла пора прощаться, он чувствовал, что шел и шел бы с ней дальше, по этой пыльной каменисто-серой дороге, этими ненастоящими ногами, лишь бы не оставаться там, на горе, в полном неизвестности одиночестве. Но она остановилась.
– Я не говорю – прощай, Церин. Я вернусь как можно скорее, чтобы не отягощать тебя долгим ожиданием. Знаю, не приятно, что я повесила на тебя свои проблемы с Аймшигом, но прошу дружеской помощи, и только сейчас, один раз. Постараюсь, чтобы такое больше не повторилось. – Она пыталась уловить искорки понимания в его глазах.
– Да, без проблем. Я буду там, сколько потребуется. – Он изо всех сил старался улыбаться.
– Хорошо, не буду долго прощаться, я пошла.
Он было шагнул к ней обняться на прощание, но она уже уходила. Он смотрел ей в след, чувствуя, как в груди волной накатывало опустошение. Но не успела она скрыться за поворотом, до куда Джарадаштин решил проводить ее глазами, как встретилась с группой людей, поднимавшихся навстречу. Невольная улыбка расползалась, расходясь от прищуренных глаз по загорелому лицу. Сразу же узнал шедшего первым. В тех самых, ярких, но уже сильно потертых от времени кроссовках, которые, кажется, были подарком от неизвестного растроганного наставлениями ламы китайца, в обрывках джинсов и серой накидке на голое тело, шел лама Чова. Церин как-то приносил ему еду по поручению отца, когда тот был в длительном затворе, бушевал ураган и помощники две недели не могли добраться до его изолированной в горах пещере. Уже тогда он был в этих кроссовках, хотя если вспомнить, то было это больше восьми лет назад. За ламой следовали и другие. Двух старших монахов он тоже узнал – геше Ла, а имя второго запамятовал. С ними двое молодых послушников. Их имен он не знал, но видел частенько. И еще один ребенок. Совсем маленький – лет шести. Ему приходилось почти бежать следом за взрослыми, ведь на один их шаг приходилось три его маленьких шажка. Они остановились, окружив принцессу, лама громко кричал, даже отсюда было слышно. «Опять ругает Харшу» – трогательно подумалось Церину. Было видно, что они возвращались.
Лама узнал Церина и еще издалека помахал ему рукой как близкому другу. Тот упал на землю, кончиком пальцев едва коснувшись его обуви. Харша глядела удивленно. Процессия тронулась дальше, вверх к недостроенной ступе, следуя старой тропе. Церин не отставал.
– Куда вы идете? – Спросил он полушепотом у Харши на языке нагов.
– Мое путешествие отменяется. Гуру Чова сказал следовать за ними. Срочно. Это все что я знаю. Но в любом случае прошу тебя сторожить ступу. Уж не знаю, сколько буду отсутствовать. – Она наконец повернулась к Церину, и коснувшись взглядом его зеленых глаз, остановилась. – Что с тобой? – Спросила шепотом. Он выглядел зажатым в тиски.
– Теперь я знаю – тебя не будет слишком долго. А если ты вернешься, то все уже не будет прежним.
– Что? Что не будет прежним? – Она сморщила лоб.
– Все. Я чувствую это. – И взгляд его был растерян и отстранен.
– Харша, поторапливайся! – С явным неудовольствием гуру Чова кричал издалека. Они уже успели порядочно отстать. И Харша двинулась дальше, отвернувшись от Церина, но тут же остановилась, чувствуя, как он сжимает ее руку, такими же холодными как у нее пальцами. Повернулась в пол оборота, вопросительно глядя в ответ, он одними губами прошептал, не произнося звуков:
