– Здравствуйте, почтенные! Позвольте пригласить вас к нашему огоньку. Мы местные скотоводы, живем в этих горах всю свою жизнь. Просим вас отведать нашего угощения и даровать нам свои драгоценные наставления по Дхарме.
– Хорошо, мы пойдем с вами. – Кивнул лама Чова.
Дом кочевников был больше похож на юрту, сшитую из шкур животных. Посередине круглого шатра стояла печь-буржуйка и на ней в кастрюле уже что-то булькало. Молодая женщина в традиционном наряде стыдливо улыбалась, трое чумазых как маленькие чертята ребятишек копошились вокруг, а самый маленький – четвертый прятался за маминой юбкой, испуганно глядя на гостей огромными глазами. На низкой тахте сидели двое стариков, держа в руках по молитвенному барабанчику с длинной ручкой, один конец которой упирался в землю, дабы не держать барабан на весу. Повсюду висели тханки, стояла разномастная посуда, термосы, лежали лоскутные одеяла и вещи. Было грязно, но самобытно. Видно было, что в шатер пытались привнести кое-какую красоту из подручных материалов. Это было обычное тибетское жилище, застрявшее в пучине прошлых столетий, нисколько не изменившись. Более бедное, чем Харша встречала раньше, но теплое и уютное. Монахов и Харшу рассадили по местам, расстелив циновки на полу и подставляя вместо столов все имеющиеся под рукой предметы. Бабушка не вставала – болели ноги. Дед подсел к общему столу, не смея пошутить про припрятанную в загашниках на случай внезапных гостей бутылку. В низенькие плошки монахам налили суп с плавающими внутри увесистыми кусками мяса и жира. Женщина разложила на столе лепешки. Харша сглотнула с аппетитом.
– Для кого было убито животное?
90 – Строго спросил лама Чова.
– Для нас, для нас, почтенный. – Со своего места крикнула знающая старушонка.
– А когда? – Он строго смотрел на мужчину, что пригласил их.
– Сегодня вечером. – Не смог соврать тот, опуская взгляд.
В это время в дверях появился брат хозяина, вытиравший разделочный нож, и так остановился, растерянно улыбаясь. Женщина быстро кивнула ему, чтобы закрывал дверь. Глядя на брата хозяина, лама Чова сухо произнес, подняв вверх палец:
– Тогда не смейте выкидывать или ломать кости. Ей, дочка, подай пустую кастрюлю. Кидайте сюда. – Приказным тоном он указал на подставляемую емкость.
Харшу удивило, хотя она и раньше встречала подобное отношение со стороны тибетцев, с каким подобострастием они относились к ламе Чова. По их лицам и общению, было ясно, что они не знали, кто перед ними, и пригласили их в дом, не только из-за монашеских накидок, но и просто по доброте душевной и открытости, царившей в этих краях. Но стоило ламе со свитой только зайти в дом, как с первой же секунды им старались услужить. Будто не гости вошли в юрту, а хозяева. Будто это хозяева были просителями, а не дарителями. И их желание проявить щедрость, было похоже на то, как спортсмен прилагает все усилия для достижения победы на олимпиаде. Казалось, что они всю свою жизнь только и ждали этого случая, того самого дня, когда мимо них будет проходить группа незнакомых монахов, дабы незамедлительно воспользоваться таким редкостным шансом улучшить свою карму. Поэтому, они словно расцвели в присутствии гостей. Блаженные улыбки не покидали их лица ни на секунду. Они превратились в глаза и уши внемлющими любой прихоти приглашенных. Поэтому даже обрадовались, когда лама отдал приказ.
В этот раз перед едой, они читали гораздо дольше обычного. Харша то и дело сглатывала слюну, косясь на тарелки. Начали есть в полном молчании, и принцесса знала, что они нарушают свой обет не есть после полудня. Маленький тулку, сидевший рядом с ней, лишь отхлебнул пару ложек бульона и принялся тянуться за лепешками. Харша с улыбкой подала ему парочку. Он тоже улыбнулся в ответ с такой искренней простотой, что сердце нагини растаяло.
– Тетя Харша, хочешь мой суп? – Пролепетал он, пытаясь дотянуться до ее шеи.
– А почему ты не ешь?
– Я не голодный. – Очень серьезно ответил он и подвинул свою тарелку.
Было что-то неуловимое в этом маленьком мальчике: то, как он держался, какая сосредоточенная серьезная взрослость была в его взгляде, когда он задавал вопросы, и с какой осторожной внимательностью слушал ответы. И как эта ненапускная спонтанная взрослость сменялась детской беззаботностью, как смело, и в то же время скромно, он держал себя, как будто имел больший контроль над своим поведением, чем принцесса в свои очень много лет. Поэтому сейчас она чувствовала себя словно бы сидит рядом с инопланетянином, сверхразумным существом, которое умеет читать мысли и чувствует все то, что ты чувствуешь, предсказывает все то, что ты хочешь сказать и заранее отвечает на все твои вопросы. Харша вздохнула. Какой тяжеловесной она казалась себе на фоне ее спутников. Все они вели себя так, словно были наполнены гелием, как воздушные шары и только тоненькая веревочка связывала их с этой реальностью, из года в год истончающаяся, пока шарик не взмоет высоко в небо оставляя за собой лишь радугу. И почему только сейчас, поглядывая изредка на этого мальчика, она всем сердцем наполнилась желанием любить. Чтобы он или подобный ему когда-нибудь называл ее мамой. Ведь может же быть чудо. Может же быть так, что когда-то она сможет иметь такого ребенка. Такого уникального ребенка. И сразу сердце ее обратилось в прошлое, на касание холодных пальцев и порядочно заросшего бородой Церина, который шептал что-то. Она не расслышала, но догадалась. Просто так за руки на прощанье не хватают. Могло ли хоть что-то из этого выйти, не будь она смертельно больна? И может ли наступить тот кубический сантиметр счастья, за который можно ухватиться? Кубический сантиметр возможности.
Когда все доели, лама Чова приказал хозяйке очистить от мяса все оставшиеся кости, еще плавающие в большом чане и бросать их всё в ту же емкость. Скопив все остатки, он вынес кастрюлю на улицу, махнув остальным следовать за ним. На улице похолодало. Люди кутались в накидки, молодая женщина застегивала на детях курточки. Малыш заплакал. Она взяла его на руки, сюсюкая. Лама поставил кастрюлю с костями довольно далеко от шатра по центру открытой площадки. Ночь нависала над землей бархатно-черным небом, искрящимся мириадами белых осколков. В загоне неподалеку раздавалось душное дыхание спящих животных, мелкая белая собачка засуетилась у дверей виляя хвостом. Выходя на улицу, монахи захватили с собой циновки, на которых сидели. Семейство, не понимая, что делать дальше, толпилось в дверях. Крикнул им: «Берите подстилку и выходите. Садитесь вокруг меня. И собаку пристегните». Когда все наконец устроились на земле вокруг кастрюли, и даже бабушка, для которой был специально принесен стул, гуру Чова заговорил.
– Вы просили меня дать вам учение, что я и сделаю. Но вы должны знать, что я простой отшельник, что живет в пещере и кормится подаянием. Я не обладаю высокой ученостью и нужными знаниями, но я довольно много практиковал сострадание, поэтому поделюсь тем, что имею, так же как вы разделили сегодня с нами ваш ужин. И чтобы вам легче было понять, я расскажу вам притчу.
