– Да, строит, а я помогаю сберечь ее от разрушения, охраняю, чтобы тот якша, с которым они вроде бы в ссоре, не ломал ее в очередной раз.
– Что якша имеет против ступы? – Опять напряглась мать. – Разве он не Дхармапала
95?
– Полагаю, что нет.
– Хорошо, я поговорю с отцом, чтобы он послал разведчиков проследить за ним. Уж больно все это подозрительно.
– Я уже послал туда вместо себя двух охранников. Она ушла с ламой буквально несколько дней назад, поэтому мне там больше нечего делать.
– Ты же сказал, что помогаешь ей охранять? Значит ты там не для этого, раз вернулся?
Джарадаштин опять недовольно поморщился, когда она поймала его. Но мать больше не интересовалась выпытыванием правды, предоставив ему самому быть хозяином своей жизни.
– Хорошо, приходи ужинать. Ты заинтриговал меня, мне бы и самой теперь хотелось бы увидеть нагини с континента Пурвавидеха. Не часто такое бывает.
Когда она покинула комнату, Джарад или Церин, как было удобнее произносить Харше, несмотря на схожую для нее сложность звонкости имен, подполз к прозрачному отверстию в стене, служившему подобием окна. Толстый слой тугой пленки, пузыря, наподобие большой искривленной по горизонтали капли. Сквозь него проходили жидкие лучи подводных светил, тусклый отблеск которых рассеивался, едва пробиваясь сквозь толщу воды. Дворец, как весь город нагов, находился на самом дне, и даже ниже дна озера Манасаровар. Укрытый в воздушном пузыре с отражающей поверхностью, он оставался сокрыт от жадных людских глаз. Как и народ Сафалы, жители Манасаровара, чувствовали себя в большей безопасности под сушей.
Церин размышлял о том, как получилось, что оба мира пересеклись? Если это были отдельные континенты, меж которых протекает Великий океан, то возможно ли такое даже магическим образом? Может, все-таки, они с Джамбудвипы? Одного из слоев космического пирога. Так может выйти, что слои просто слиплись на время, и теперь можно беспрепятственно попадать друг другу в гости. Потеряет ли мать тогда интерес к Харше, если будет знать, что та не с другого континента? Он наклонился к окну. Внизу копошились слуги, выкладывая дорожки новыми камнями. Вздохнул как-то обреченно. Тоска одолевала его все последние дни, и он не находил в себе ни сил, ни энергии, чтобы продолжать писать. С грустью поднял часть пергаментов, и потасовав их как огромные игральные карты, вновь положил на место чувствуя не то груз, не то усталость только от одного этого действия. Опустошенность. Но несмотря на ощущение упадка, в этом присутствовал некий комфорт. Совершенная грусть окутывала его пушистой мягкостью. Он знал о причине, по крайней мере, хоть что-то знал конкретно. Окруженный хаотичным беспорядком, чувствовал себя здесь дома. Будто этот беспорядок часть его личности и если нарушить хоть что-то, то и он сам уже не будет прежним. Но ей не понравится. Она даже с камней пыль сдувает. Такая строгая, как и мать. Даже как-то боязно думать о ней в такой привольной форме. Будто открывается дверь… Так…это будет так. Он вдруг открывает ей дверь, и она вползает сюда, оглядывается по сторонам. Ищет. Она что-то ищет, как и его мать только что искала. Ах, да, точно, присаживайся сюда. Он мысленно скинул все свитки на пол демонстративным широким жестом. И лишь бы не покраснеть, потому что уже при мысли об этом нарочито показном жесте лицо загорелось. Ладно, не будем так. Надо будет убрать эти свитки аккуратнее. И вообще, если я буду заранее знать, что она придет, то уж смогу подготовить место. Но все же хочется, чтобы она видела. Чтобы сама поняла и лицезрела то, как он презрительно относится к своему положению, к деньгам, вещам, роскоши. Это будет проявляться во всем. Его жестах, повадках, в том, как он замусорил свою царскую комнату, словно это свинарник. Демонстративно, так что это даже смешит мать, но все же является частью его натуры. Этот беспорядок говорил лишь о том, что он важен Церину не сам по себе, а как антипод всему тому, что окружало его с детства. Если бы его родители были неряхами, но он бы в ответ вылизывал каждый квадратный сантиметр. И вот она заходит, садится на это место. А он будет стоять здесь рядом, возле окна, уперев локоть в каменный выступ. Вот так, как сейчас стоит, небрежно глядя в сторону. Он подбоченился, представляя свою позу. А она должна все-таки заинтересоваться этими книгами, что лежат вокруг, свидетелями его образованности. Наверняка ей будет все в диковинку. Ведь так бережет те два текста, что дал ей лама Чова, каждый день читает и перечитывает, постоянно уточняя у меня значения новых тибетских слов, а потом положит руку на бумагу и смотрит куда-то вдаль. Все думает и думает. Может так по часу сидеть, неподвижно глядя в облака. Церин чувствовал, что это бережная забота о книгах, которая проявляется в ее жестах, происходит от того, что она видела их слишком мало. Ее происхождение неясно, но двигается она не как простушка, хотя не имеет золота. Примут ли ее родители без украшений? Вроде при дворе это нечто неприличное. И Церин хотел бы дальше продолжать эти мечтания не имеющие начала и конца, как в дверь постучали. Слуга приглашал к ужину.
***
– Не кажется ли тебе, что он отощал? – Обратился его отец к матери, и та только вздохнула, обреченно отложив в сторону двузубую вилку.
– Брат нашел себе возлюбленную? – Бесцеремонно вставила его старшая сестра, сидящая напротив.
– Никого я себе не находил. – Стиснул зубы Церин.
– Папа, скажи ему чтобы не врал, я все-таки обучалась чтению мыслей. – Деловито парировала она.
– Не ерничай милая. – Мать мягко дотронулась до ее руки.
Церин сидел, сгорая от стыда. Все за столом, включая мужа его сестры будто бы уже давно знали некую тайну, переглядываясь между собой со шпионским видом. Дождавшись, когда отец закончит есть, он как можно быстрее спешил скрыться из залы, но строгий голос остановил его.
– Пройдем со мной, Джарадаштин. – Отец поймал его взгляд. Сестра бесстыже хихикала.
***
Когда они зашли в просторную залу, где его отец всегда принимал посетителей, Джарадаштин уже мысленно перелистнул все возможные варианты провинностей, за которые его могли отчитывать. Потому как попадание сюда никогда не обещало для него ничего хорошего. Отец заговорил.
– Я знаю где ты пропадал последние несколько месяцев. И знаю, что ты делаешь и с кем проводишь время. Я совсем не против такого твоего общения, но помня о том, что ты по моему наставлению отправился искать себе невесту, раз отказывался от всех кандидатур, что мы тебе предлагали, я могу тебе сказать, что теперь я против.
Сердце Джарада упало с глухим отзвуком, будто запнувшись. Силы оставили тело и он словно осел.
– Я, конечно, не знаю, что сейчас с твоими планами на женитьбу и касаются ли они этой женщины, с которой ты бываешь, – продолжал отец, – но я тоже имею право устанавливать свои правила в моем дворце и на моих владениях. И я отказываю не потому, что эта женщина без роду и племени, а потому что она йогини. И ты всегда должен помнить о том, какое тяжкое преступление совершает тот, кто препятствует пути йогов. И что будет с тем, кто уводит их с алмазного пути на наш порочный мирской путь.
