– Ты что, на его стороне? – Прохрипел он.
– Я ни на чьей стороне. Но ты уже перешел все границы, да что говорить, вы оба хороши! – Она остро взглянула на Селдриона. – Хватит затевать скандалы на пустом месте. У меня сегодня день рожденья, дайте отдохнуть от ваших бесконечных перепалок.
– Ты на его стороне. – Еще раз повторил Фислар сквозь зубы.
– Что тебе не понятно в ответе девушки? Свободен.
– Диктатор Селдрион опять затыкает, командует как в своей любимой казарме. – Язвительно отвечал ему Фислар, а потом обратился к ней. – Я пошел за тобой сюда, а теперь ты занимаешь его сторону. Сама говорила, что ненавидишь его, что он гребаный садист с манией величия, а теперь защищаешь его, а не меня. Не ожидал от тебя… – Он отступил назад, поднимая подбородок, громко вдыхая воздух. Затуманенные гневом зеленые глаза потемнели.
– Я не говорила такого, не ври. – Врала Марианна, обвиняя других во вранье. Ее руки дрожали. В своей непоколебимости Селдрион переводил взгляд от одного к другому, отслеживая каждое движение мимики.
– Говорила, говорила. – Фислар отступал пятясь назад. – Говорила. – Вышел в коридор, оделся, взял деньги и захлопнул за собой дверь.
Её руки продолжали дрожать, когда она повернулась обратно к торту. После минутной тишины, зависшей в воздухе предвкушением опасности, Селдрион вкрадчиво спросил.
– Ты считаешь меня садистом с манией величия?
Марианна притихла, она прекрасно помнила этот осторожный тон, который так часто слышала в замке. Как будто барс затаился перед прыжком. Она искренне пыталась забыть тот момент, когда говорила такое, взгляд метался от нарезанных клубник, к ножу, испачканным рукам и миске с кремом. Боялась поднять глаза. Фислар был прав, поначалу Марианна действительно считала Владыку таковым, но теперь обстоятельства изменились. Фислар бил ниже пояса, нечестно, несправедливо. После превращения, она прониклась сочувствием к доселе отвергаемому, отважно бросившемуся за ней в чужой уродливый мир, оставившему позади свое богатство и привилегии. Она ценила его жертву, хотя до сих пор не ощущала к нему той страсти, что была давным-давно, когда ни с того ни с сего призналась в любви, в полутемной комнате гостиницы, по пути в царство нагов. Но и немудрено. Испытывать влечение к дедушке было бы по крайней мере странно, поэтому она ни на минуту не осуждала себя за это. Как раз наоборот, часто поправляла себя. Уж не считает ли себя обязанной платить ему теперь любовью, заботой, за его жертву, ведь об этой жертве не просила? Сам решился на это, и как взрослый мальчик должен нести свою ношу. Её дело отыскать родителей, а не пытаться разобраться в возникавшем любовном треугольнике. Селдрион подошел ближе и снял очки, взгляд его был уставшим, он поднял её за подбородок внимательно и немного равнодушно разглядывая черешневые глаза. Снова повторил вопрос.
– Ты правда ненавидишь меня? Он говорил правду? Только не ври, прошу.
– Было правдой. – Марианна испуганно глядела в выцветшие глаза, выглядывающие из-под седых бровей. Он всегда видел её насквозь, не было смысла отрицать свою вину. Сила, исходившая от него, всегда ломала все сопротивление, будь другая на его месте, давно бы уже вырвалась, сбежала, а не стояла, застыв испуганным кроликом перед удавом. – Но теперь это не так. У меня нет к тебе никакой ненависти. Ненавидеть это плохо, так он сказал.
– Кто сказал?
– Мой друг из снов. – Марианна дотронулась до его руки, и он отпустил подбородок.
– Это он правильно сказал. – Селдрион смягчился, отошел. – Я схожу за вином, раз уж у тебя день рожденья. Буду ждать торт. – Он махнул на прощание рукой и вышел из кухни. Марианна облегченно вздохнула.
Теплый летний ветер обдувал Фислара, рассекая длинную светлую челку. Он проехал на метро до центра и теперь бродил по привычному маршруту парка Зарядье. Когда дошел до обитого стеклом и деревом парящего моста, летящего поперек Москвы реки и открывающего прекрасный вид на самое сердце России, то остановился на пару минут, задумчиво глядя вниз на мутную реку. Из такой точно пить не будешь. Паромы с туристами проплавали внизу неспешно, а на мосту то и дело кто-то делал селфи. В отличие от Владыки, его не угнетала Москва. Все казалось новым, необычным, интересным, только вот поделиться этим было не с кем. Терзавшая дыра одиночества снова разрасталась прямо по центру груди, отдавая глухой болью. Пустота в сердце. Как она могла поддержать этого противного старика, которого он меньше всего рассчитывал увидеть, пересекая портал. Раздражение копилось изо дня в день, и он не мог сдерживать мелкие издевки и подколы. Но в этот раз не он первым начал. И она не поддержала. Не заняла его сторону, хотя он был не при чем. Не обращала на него никакого внимания. Очень редко разговаривала, а все из-за тлетворного ядовитого влияния Владыки. Даже здесь не нужен никому. Прыгнуть бы с этого моста. Только чтобы внизу была не вода. Дыхание перехватило, голова закружилась. Вот он перебирается через ограждение и люди в панике кричат, кто-то звонит спасателям, пытаются ухватить за рукав, но не успевают и его безжизненное тело, разбившееся о нагретый металл проходящего катера, так некстати испортившее туристам экскурсию, соскребают с палубы, и закапывают в чужой земле. Напором воды смывают оставшуюся кровь в бурую бензиново-пятнистую реку и продолжают возить людей изо дня в день, будто ничего не происходило. Здесь совершенно никому не важно, жив ты или мертв. Никто не заметит. Никто не услышит. Никто не спасет. Справа показался новый паром, подкатывающий медленно, лениво. Жаль, что был слишком далеко от края моста. Пока Фислар рассчитывал траекторию полета, малодушно пугаясь возбуждения от собственных мыслей, рядом остановилась девушка, сделав селфи на его фоне. Рассматривая кадр, заметила с какой грустью он глядит на воду. Потрепала его за рукав.
– Давайте сделаем фото? – Улыбаясь спросила она. Фислар глянул на нее. Брюнетка с каре до плеч, в больших очках с черной оправой, губы с красной помадой, полновата, но в пышной короткой оранжевой юбке и в кедах на высокой подошве. Черная сумка через плечо, телефон в руках с вишневыми ногтями. На вид лет двадцати семи. Он сделал вид, что не говорит по-русски. Брюнетка с восторгом затараторила по-английски, интересуясь откуда он, зачем приехал, как долго пробудет в Москве. Найдя в своем новом лексиконе слова ответа, он уже через пару минут обнаружил себя очарованного шумным влиянием незнакомки пахнущей сладким ароматом от Дольче Габана, ведущим ее под ручку, куда-то по парку, в кафешку, и дальше, дальше. Он перестал замечать, когда его ужасный английский сгладился с ее помощью и исправлениями. Ведь вымышленному шведу позволительно говорить с таким акцентом, не так ли? В пол десятого от Мариэ пришло аудио сообщение. Он проигнорировал его и отключил телефон. Проснулся от гипноза только на следующее утро в постели новой подруги, слыша ее ранний будильник.
***
Марианна накрыла на стол, за окнами уже стемнело. Харша вышла из комнаты и теперь неспешно зажигала свечи. Селдрион сидел за сонетами Шекспира, скаченными на планшет, постоянно задавая Марианне вопросы для перевода.
