Сначала решила, что Учитель дал название этого города, чтобы она нашла его здесь. И по странной логике ей показалось, что он непременно должен находиться где-то вдали от суеты, жить в неприметном ветхом домишке, вокруг которого бегают куры и блеют овцы. Поэтому они обошли сначала окрестности. Несколько раз платили навязчивым проводникам, обещающим отвести к «Великому Гуру», но никаких великих гуру Харша так и не увидела. Так… одни мошенники.
Затем Аймшиг предложил прочесывать все улицы и заглядывать в лица каждому проходящему мимо. Возможно, она узнает кого-то. Но все тщетно. Потом взялись за самое сложное – монахов. Харша не совсем понимала причину, почему Аймшиг так долго оттягивал эту возможность, казавшуюся неизбежной, ведь если Учитель не живет в уединении, то тогда он точно в монастыре. Но Аймшиг противился, изворачиваясь как уж на сковородке. Харша злилась. В конце концов, она сама стала заходить на территорию монастырей приняв облик скрюченной тибетской бабушки. Этот образ казался наиболее неприметным. Она могла сесть на бордюр или парапет возле входа в монастырь и часами крутить молитвенный барабан шепча невразумительно, тем временем внимательно рассматривая лица прохожих. Несколько раз ее поднимали с земли, заводили в храм или усаживали на скамеечку в тенёк. Приносили молочный чай. Харша улыбалась беззубым ртом, но не отвечала ни на какие вопросы изображая смесь медитативного погружения и старческой деменции. Когда все кланялись, она кланялась, все пели, и она пела.
За время их пребывания в городе, она еще ни разу не была в самом большом храме. Таким странным ей это казалось спустя время. Сначала боялась его. Как-то раз, издалека заслышав громкое гудение труб и звон цимбал, она прокралась, пошаркивая сбитыми башмаками, к главным воротам. Вокруг спали несколько светлых пушистых собак, чья шерсть от пыли приобретала непонятный оттенок. На одной собаке вихлялась надетая прямо на тело чья-то растянутая синяя футболка, так что лапы были продеты в рукава. На их лбах виднелись синие отметки. Жизнь на улицах уже бурлила и кипела как черное масло в крошечных лотках продавцов уличного фастфуда. Проезжали непрерывно сигналящие машины и мотоциклы, солнце палило вовсю, попрошайки приставали к прохожим, прямо перед металлической сеткой ворот на земле расположилась женщина, торгующая лепешками. Те лежали прямо на расстеленном куске материи. Прохожий купил две и поделил между собаками, которые лениво разбрелись по сторонам, упали на землю и зажав кусок передники лапами интеллигентно жевали.
Харша неуверенно вошла в ворота
40. Сразу же по правую руку появилась дверь с крутой лестницей, ведущей в сумрачные помещения. Немного постояла там, будто от усталости вдыхая воздух, наполненный штукатурной сыростью. По главной дороге люди шли дальше. Сюда никто не сворачивал. Решила пойти за всеми. Все туда – и я туда. Затем опять собаки. Одна большая рыжая, вторая маленькая противная пигалица с недовольной мордой. По средине между желтоватыми строениями располагалась небольшая площадь, справа украшенная стелой и статуей человека, объятого пламенем
41. Вокруг что-то написано. Харша не очень хорошо освоила английский, не говоря уж о тибетском. Поплелась дальше за всеми. Затем еще ворота. Всех обыскали, а на нее – никакого внимания. Поднявшись вверх по ступеням, она увидела довольно большую площадку, посреди которой росли высокие ажурные деревья, а половина пряталась под огромным шатром. Потом еще лестница наверх, где взору открывалась просторная зала с колоннами. По центру помещения – еще один зал, огороженный стенами с большими, настежь распахнутыми окнами, в котором возвышалась огромная золотая статуя Будды со стоящим перед ней ярко украшенным троном. Харша взглянула на него издалека, сделала три поклона, как все, и уселась напротив. Позади монахиня средних лет усиленно очищала свою карму простираниями
42, нашептывая бесконечные молитвы. Приходили поклониться босоногие яркие индусские семьи с детьми, пожилые тибетцы крутили барабанчик правой рукой и держа в левой руке четки, совершали обходы вокруг Будды
43. Монахи сновали туда-сюда, высокие иностранцы в свободной одежде с любопытными улыбками на лицах осторожно фотографировались у каждого предмета, то и дело перешептываясь. С третьего этажа изредка доносились устрашающие звуки труб, звон, напевы, которые и привлекли нагини. Немного посидев, она решила сделать круг со всеми. Дойдя до балкончика – остановилась. Взору открывалась уже привычная местность, не перестававшая восхищать своим величественным великолепием. Вокруг простирались пушистые горные гряды, поросшие деревьями, издали похожими на мох, из которого тут и там, как грибы, вырывались скопления домов. Вдалеке горы смотрели суровым, мрачным взором, их шапки то и дело заносило серыми быстрыми тучами. Харша вдыхала теплый летний воздух, приносимый нежным ветерком. Журчали насекомые, из города за стенами храма доносились сигналы автомобилей.
За долгое время, проведенное в скитаниях, Харша впервые ощутила полный покой и безмятежность. Она щурилась морщинистыми веками навстречу восходящему солнцу, вливавшемуся в залы, с любовью оглядывая присутствующих в храме людей. Как же хорошо! Так редко ей удавалось испытывать такую благодать. Вдох и выход, вдох и выдох. Никогда раньше не дышалось так приятно. Даже с сомой не сравнить. Все равно что слушать журчание ручья. Тихое, переливчатое, ненавязчивое. Она улыбнулась какой-то паре иностранных туристов, проходящих мимо, и заметила, как их лица мгновенно просияли. И они прошли мимо, ощущая то же самое, что и Харша. «Что же это такое?» – спрашивала она себя. Что это за место, дарующее всем радость? Ведь не просто так эти люди улыбнулись сгорбленной тибетской бабуле. Все это не случайно… Ведь еще вчера они ругались у себя в номере, проклиная мошенников, размещающих в интернете несоответствующие фото номеров. В путешествии, их уже несколько раз обманули, завышая стоимость проезда, они надышались пыли в Дели, голова гудела от громких сигналов машин, успели подхватить пищевое отравление, а наглая мартышка украла у женщины фирменные солнечные очки. Но придя сюда, они тоже, как и принцесса, вдруг ощутили, что все их жертвы и усилия были не просто так, что здесь их любят и ждут, и всегда будут ждать и любить несмотря ни на что.
