– Поцелуй меня. – От волнения Марианна дрожала еще сильнее, подавляя нервный смех в голосе заметила. – Я совершенно не знаю, что делать дальше.
Медленно повернул голову, и лишь в глазах искрилась лисья усмешка. Придвинулся близко, так что она снова различила во полутьме радужку его глаз. А потом как лавина нахлынул, разбросав на части, впивался в ее тело, заставляя прятать крики в подушке, рассыпаясь на миллиарды радуг.
С небес на землю
Между подошвой стоп и плоскостью земли проложены мягкие подушки, вокруг вата, идешь, не ощущая веса, и притяжение не действует на тебя. Каждый шаг подпрыгиваешь и чуть зависаешь, как астронавт, высадившийся на Луне, если там хоть кто-то бывал конечно. Прыгучая невесомость, бархатистость мгновений. Мир как будто схлопнулся в один прозрачный коридор вокруг глаз, из-за которого не видно ничего кроме любви. Селдрион с Марианной жили словно паря в воздухе, каждый вдох как под сомой, каждый шаг, не касаясь земли. И не было в их мире ничего кроме счастья, ничего кроме влюбленных глаз, смотрящих в ответ с точно такой же любовью и нежностью, как и у тебя. На новом мотоцикле проезжали по бесконечно длинным пустынным дорогам, на которых им никто не встречался, кроме случайных пастухов. Ветер развивал черные волнистые волосы, выбивавшиеся из-под шлема, она прижималась к его спине, чувствуя, что вот-вот и провалится сквозь ребра в самое его сердце. Теперь все его тело принадлежало ей, и наоборот. Марианне безумно нравилось обладать таким существом. Внутри себя она даже гордилась этим. Когда закрывала глаза, вспоминалось, как его губы ласкают ее шею, и мурашки пробегали по телу, скапливаясь внизу живота. Эта экзальтированная влюбленность заставляла их резко останавливаться в пути и предаваться страсти прямо в полях, кишащих змеями, за камнями среди диких скал, под пальмами, посреди дня и под луной. Они жили в прозрачном пузыре, отделяющем их мир от всего остального. Головокружение заставляло ее потерять всякий стыд и будучи однажды замеченными из окон соседнего дома, она только стала громче кричать и извиваться, будто бросая вызов смотревшим. Эта страсть была похожа на неумолимого преследователя, который не оставлял их ни на миг. Этот мучитель заставлял их забывать свои вымышленные имена на стойках регистрации и смеяться как умалишенные, забывать задергивать шторы во время близости, забывать завтракать, обедать и иногда ужинать. Однажды они даже чуть не потеряли все оставшиеся деньги и бриллианты, и пришлось ползать вдоль дороги в полутьме освещая путь фонариком с телефона. Как-то раз Марианну чуть не сбил автобус. Она засмотрелась куда-то в сторону, забывая о том, что живет не одна в мире. Иногда она будто просыпалась ото сна и ей становилось страшно. Будто она скользит неведомо куда, в огромную зияющую пропасть без дна. Ходит по самому краю, близится к смерти. Взглядом искала в глазах Селдриона хоть какую-то опору, каплю здравого смысла, ту присущую ему холодность и сдержанность, которую так хорошо знала, но ничего не могла обнаружить. Словно он переживал эту любовь гораздо сильнее неё, и сам летел во тьму, нырял в нее как пловец прыгает с берега в синеющую пропасть океана, и ее за собой утаскивал. Он не чувствовал никакой опоры, все стало эфемерным, нереальным. Лишился разума, спятил проще сказать. Марианна стала центром вселенной, с нее он не сводил глаз, не в силах утолить постоянную жажду. Он и сам не понимал, чего жаждет. Зачем и почему это все. Частенько в мыслях мелькали сцены торжественного возвращения домой, жизни в замке в полной гармонии, той самой пасторальной идиллии. Жили они долго и счастливо. Очень долго и очень счастливо. Ведь она теперь бессмертна. В новом замке, раз старый так тяготил. Он построит его так, исключительно как хочет она, все будет так как ей нравится. И поля вокруг будут усеяны цветами, дикими цветами, как она любит, и будет очень тихо, только птицы щебечут… И вот он уже видел внутренним взором как нежное утреннее солнце пробивается сквозь прозрачные шторы их нового несуществующего дворца. И это не закончится, надо верить в то, что это никогда не закончится и все будет так как должно быть. В ней амрита и он никогда не потеряет ее. Никогда. Никогда…
Просыпаясь ночами, он вздрагивал как от острой иглы, уколовшей сердце и поворачивался, шаря рукой в темноте, чтобы проверить, тут ли она? И она была здесь, мурлыкала рядом спросонья, а рука бессильно скатывалась на кровать. Затаившийся страх терзал эту руку. Почему сама без его разрешения сжимала простыни, как будто там кто-то скрывался. Рука что-то знала. Будто тело сейчас умнее ума. Тело помнило боль, о которой забыла душа, мечущаяся жадно в ярких комнатах страсти. Но он сам не хотел даже мысли такой допустить в сознание. Будто от мысли что-то измениться, будто она материальна.
Марианна была иногда недовольна, что Селдрион ревновал ее к брату. Он не хотел ходить к нему в гости и ей запрещал. Точнее не запрещал даже, а пока просто кривился так, будто съел дольку лимона. Они приехали сюда, после встречи с отцом и бабушкой. Это был последний город для их поездки перед возвращением в Москву. Селдрион уже планировал в какую страну они переедут позже, где он займет любой управленческий пост. Какая любопытная необходимость. Даже было интересно, кем он сможет стать в этом мире имея в запасе еще шестнадцать личностей. Но пока кузен Марианны приглашал их на праздник. Веселое шествие, торжественный маскарад или какой-то религиозный обычай, Селдрион не запомнил, потому что казалось, что если Марианна вдруг снимет кепку стража, то этот смешливый пухлый индус, добродушно нянчащий детей на коленях, вдруг кинется на нее как голодный пес. Несмотря на то, что она ему сестра. Он не мог не вспоминать все те случаи, когда Марианна снимала кепку в этом мире перед кем-то случайно и как загорались их глаза, как гипнотически не могли они оторвать от нее взгляда. Его тонкие губы сжимались сердито, когда она смеялась с братом о чем-то и трепала детей за щеки. Был вынужден опять носить маску, почти всегда, кроме поездок на мотоцикле или наедине с ней в отеле. Отец Марианны видел Алису, они не могли раскрыть обременяющий секрет, хотя Марианна просила. Сколько воли ему нужно было, чтобы возобладать над своим нежеланием опять надевать серьги. Но теперь он уже знал всех персонажей, подготовленных Харшей, и по приезду в Россию, хотел навсегда отказаться от женского образа. Он постоянно мечтал поскорее убраться отсюда, переехать на север в западные страны, раз услышав, что там почти нет людей, надеясь, что никто ее там не увидит. Индия чрезмерно тяготила его.
Иногда Марианна в полной мере ощущала властность, о которой раньше он забывал по влюбленности. Ее телефон уже не принадлежал ей, потому как Селдрион теперь тоже пользовался им, проверяя ее хотя пока скрытно. Она лишь успевала заметить, выходя из ванной, как он бросает ее телефон на кровать и берется за свой. Каждый раз проверял ее вид, окидывая критическим взглядом то, как одета, не выпускал никуда одну или иногда сам ходил за напитками, оставляя ее в отеле. Они ели в ресторанах за самыми последними столиками, на обочине, где ничего не было видно, и снова начинало казаться, что она попала в мраморный дворец, веющий холодом и вечностью. Она безумно любила его, но каждый раз его ревность заставляла ее взгляд на мгновенье потухать, она грустнела, улыбаясь совсем слабо. И вот слои ваты невесомости становились все тоньше и тоньше, и скоро она поняла, что ходит по земле.
