Последней каплей стала его паранойя по поводу сна. Марианна проснулась от того, что он крепко прижимал ее к себе ночью, целовал в макушку как ребенка, натужно прерывисто вздыхая. Впоследствии убеждала себя в том, что ей показалось что он плачет, хотя он действительно плакал тогда, первый раз со смерти жены. О богиня Алатруэ, как реалистично это было… Словно опять вернулся в прошлое, попав именно в тот момент, который хотел забыть, запить вином, перелистнуть дни как можно быстрее, меняя новых и новых женщин, убежать от прошлого в звуках воя, разносящегося на полях битвы, когда изумрудное небесное сияние забирало души нильдаров обратно домой в небеса. А она лежала тогда на кровати, бледная, рассеянная и обессиленная. И не было в ней уже той жизни, не было никакой силы, что смогла бы удержать. А говорят, что нильдары живут до пяти тысяч лет. Кто бы в это поверил, ведь сам он ни разу не видел прошивших так долго. Все эти глупые, бесполезные доктора разводили руками, не понимая причину болезни. Но он то знал. Он все знал, хотя поверить в ужасную правду стало бы для него смертным приговором.
Это было утро, кстати. Он помнил, как отвратительно разнилось веселое лучистое солнце с кошмаром, происходившим прямо перед глазами. Всё было как во сне, а теперь во сне и повторилось. Все ушли, и он просто разрыдался. Стоял не в силах поднять на нее невидящие, окутанные пеленой глаза. Она слабо назвала его имя, едва слышно похлопав рукой по кровати. Упав как подрубленный на колени, он целовал ее руку, пытаясь теплом своих губ разжечь догорающие угли жизни. Милая, такая милая, такая родная… Просила его успокоиться. Спокойно, мягко, серьезно, как будто все уже решено и она не намерена откладывать. Не мог даже взглянуть ей в глаза, те глаза, что достались Алвину, принявшему тяжелый венец царской власти. Так хотел, но не мог. Арсалиэ взяла его руку, вздрогнул. Припорошенные дымкой слабости, ее глаза источали любовь и уверенность в своей нетленности. Селдрион наклонился, опустившись ей на грудь, прислушиваясь к сердцу, едва касаясь держал голову на весу, чтобы она не чувствовала тяжести. Слова застревали внутри горла, слезы беспрерывно падали на белое одеяло. Она медленно гладила его волосы, успокаивая, утешая, как будто это он умирал, не она. Так медленно проводила руками, чуть задевая ногтями кожу головы. Только она так делала, никакая другая женщина в мире не способна была дотянуться до его мыслей, прочесывая волосы. Это успокаивало всегда… но не в этот раз… Все чудовищно реально повторялось во сне, что начал всхлипывать еще спросонья, а когда продрался сквозь марево ночи, не мог успокоиться, даже сжимая Марианну в объятьях.
Она, конечно, пожалела его, но до сих пор обладая детской глупой непосредственностью не смогла проникнуться его интерпретацией сна, как вестника грядущей катастрофы. Ее планы совершенно отличались от планов Селдриона на следующий вечер. Сначала она хотела пойти к знакомой подруге на маникюр, затем к жене брата на мехенди, потом на рынок за новой одеждой к карнавалу, надо было успеть подобрать цветы и благовония для подношений богам, закупить продуктов и помочь семье брата готовить праздничный ужин. В общем, день обещал быть очень занятым. Она встала еще до рассвета, бегая по номеру, беспорядочно хватая вещи и кидая их куда ни попадя, суетилась как маленькая пушистая собачка, наводя вокруг больше хаоса, чем порядка. Бросила полотенце на стул, пощекотала пятку Селдриона, высунувшуюся из-под одеяла, и туда же незамедлительно задернутую, вывалила все украшения на столик, начала разгребать, но тут же бросилась к телефону, озаренная новой идеей, начала искать ответ в интернете. Последние три дня по его настоятельной просьбе, она не покидала дом, но сегодня решила, что с нее хватит. Решив бороться за свою свободу и независимость любыми известными способами, она протестно шумела, протестно бегала по комнатам, с вызовом одевалась и как только солнце встало, заварив Селдриону чай, поставила чашку на столике рядом с кроватью и с протестующим видом уже вставляла ключ в замочную скважину.
– Ты куда? – Он лежал не двигаясь, сонно пытаясь собрать ее образ в одно изображение.
– К брату, надо помочь Радхе с детьми и готовкой. – Марианна опять приняла независимый уверенный вид.
– Но мы же договаривались… Мы вместе пойдем туда вечером.
– Но вчера она написала мне, что у нее просто коллапс. Я должна помочь. – Она все еще держалась своей правды, но уже довольно струхнула.
– Нет, я сказал, что нет. Сколько раз тебе объяснять. – Селдрион повысил тон голоса. – Мы пойдем позже и точка. Мне кажется, что ты вообще ничего не понимаешь, или специально не хочешь понять, лишь бы позлить меня.
– Но, Сил, ты что не понимаешь, что держишь меня здесь как в тюрьме! Боюсь представить, что будет дальше. В Швеции я, наверное, вообще людей не увижу ближайшие одиннадцать лет. Это мой кузен, почему я не могу проводить время с его семьей? Я же не иду на свидание. К чему такая ревность? – Марианна как будто выпрашивала разрешение.
Селдрион глубоко вздохнул, сев на кровати, направил на нее свой фирменный немигающий взгляд, отчего та незамедлительно взбесилась.
– Да, что это наконец такое! У меня есть своя жизнь, почему я не могу жить так как хочу, я не ребенок, а ты не мой отец, чтобы вечно отпрашиваться!
– Я твой муж, это значительней. – Не мигая заметил он.
– У нас не было свадьбы, ты не делал мне предложение, у меня даже нет кольца, ты мой муж только на словах. Это ничего не значит!
– Ты что такое говоришь, следи за языком! – Селдрион помрачнел. – Как это ничего не значит? У тебя есть слово, что я дал тебе. Когда мои слова стали так дешево стоить? Ты никогда не признавала этих побрякушек, а теперь тебе нужно кольцо, чтобы считать себя моей женой?
Марианна чувствовала, что надвигается буря. Ее морозило, то и дело бросало в пот, но вчерашнее обещание данное себе бороться за свободу, выдвигалось на первый план.
– Нет, – она демонстративно вздохнула, – мне не нужно твое кольцо. Обойдусь. А то вдруг если ты наденешь его мне на палец, то я полностью стану твоей рабыней. Потом запрешь меня в башне без лестницы и запретишь общаться даже с подругами. Хотя нет, ты и так это уже сделал. Поэтому знаешь, что, у нас тут не ваше царство-государство Владыка Селдрион, а демократия, равенство и свобода слова. Поэтому я буду делать то, что считаю нужным для собственного благополучия. И если тебе нужна безропотная рабыня, то поищи ее в другом месте. – С этими словами она повернула ключ в замке, открывая дверь, и тут же ощутила, как его рука вдавливает дверь на место. За мгновение он преодолел расстояние от кровати до двери и стоял за ней голый, посмеиваясь. Когда Марианна повернулась, то он уже щипал ее за щеки с таким видом, будто разглядывал очаровательного щеночка.
– Ну, куда ты, дорогая? – Зашептал приобняв, так уютно, что угрозы как ветром сдуло.
– Никакая я тебе не дорогая, отстань. – Делала вид, что ей очень неприятно и отталкивала его руки.
– Милая моя, Мариэ, – он взял ее за подбородок, потянув его к себе, заглядывая в глаза с безотчетной нежностью, – я так беспокоюсь за тебя. Пока ты здесь с амритой, в этом царстве людей, ты обречена. Ты не понимаешь. Это так опасно, почему не видишь этого? Тебя уже использовали вампиры, и все равно ты ничего не поняла… конечно будут использовать и люди. Как ты думаешь, что будет, если мужчины на улице увидят тебя без кепки стража? – Он прижался щекой к ее щеке и шептал на ухо. – О боги, я боюсь предположить, что будет… Поэтому я так оберегаю тебя, неужели ты не понимаешь. Ты живешь как будто ты та, что прибыла в страну Алатруэ беспомощным воробьем, но ты уже совсем не та. Выучи это, запомни, это необходимо.
