Марианне казалось, что она в любое время дня и ночи может вспомнить тот задыхающийся хлюпающий звук. Захлебывающийся собственной кровью.
Красное и зеленое
Клубы пара поднимались над зеленоватой водой, сквозь которую он разглядывал свой пупок. Оттолкнулся от бортиков ванной, сел, спрятав голову в колени. На левом запястье уже виднелось несколько порезов. Думал, что, кромсая тело можно излечить душу, но нет. Не получилось. Как он дошел до такого? Фислар часто задавал себе этот вопрос в последнее время. Вздохнул, опять упал спиной на противно-зеленую спинку ванной, так что вода пошла частыми плотными волнами, то и дело накатывая на колени, выстраивая волосы на ногах ровными рядами. Вокруг царила безвкусица, но сама хозяйка апартаментов, что он арендовал на ближайшую неделю, совершенно не смыслящая в дизайне интерьеров, была довольно милой женщиной, хотя немного растрепанной. Из плотной копны крашеных черных волос так неаккуратно виднелись седые корни, да и ходила она в засаленном переднике, туго обтягивающем толстое, как у личинки, тело. За время, проведенное в модельном бизнесе, глаз Фислара наловчился обнаруживать любые недостатки во внешности людей. И теперь было сложно разучиться этому.
Он обвел взглядом претендующую на роскошь ванную в красно-зеленых тонах, как из фильма ужасов. Сверху за спиной, располагалось окно, из которого можно было наблюдать внутренний дворик, стилизованный под мексиканский культ смерти
58. Это нравилось туристам и приносило доход. Под раскидистыми каштанами на ветках висели загорающиеся по вечерам гирлянды лампочек, освещающих скелеты, разодетые в разноцветную одежду. За углом стояла смерть с косой в полный рост, которую до ужаса пугались возвращающиеся поздно ночью забывчивые пьяные американцы, постоянные завсегдатаи небольшого гостевого домика на окраине города Мерида в Мексике. Когда он еще бродил по городу, присматривая подходящее место, только увидев хозяйку и этот дворик, понял – что это именно то, что он искал. Здесь сама смерть благоволит подобному. Его только беспокоило – не отпугнет ли его поступок туристов. Слишком уж понравилась хозяйка. Теплая, живая, как солнце разгоняющая своей энергией хандру, ругающаяся с соседкой по-испански, прямо через улицу, аж прохожие оборачивались. Она готовила с утра завтрак и собирала всех постояльцев, будто они были одной семьей, за огромным деревянным столом на шестнадцать человек. Все подходили к столу в разное время, но она неугомонно без устали бегала туда-сюда, принося овсянку, блинчики и яичницу с беконом – европейский завтрак для уставших от безжалостного перца туристов. Полная, низенькая, с увядающим лицом и золотыми браслетами на рыхлых как бы раздутых изнутри руках. Быстро смотрела на него черными бойкими глазами, хлопала по руке – приглашая к столу. Фислару всегда это щемило сердце. Вот такой, наверное, должна быть мать. Чуть дотягиваясь до него, заставляя склониться, трепала его за щеки и смеялась, как будто знала уже очень давно. И каждый раз, видя ее, он жалел почему не родился у нее, почему он не Педро или Хосе, почему не может завалиться толпой со своими братьями в этот дивный, пропитанный солнцем, дом. Но это было не так. Его родная мать – холодная, как гранитная могильная плита, не моргнула глазом и не повела бровью, когда он, разругавшись с отцом, пришел к ней рассказать, что уходит. Уходит навсегда. «Так тому и быть» – отвечала, даже не повернувшись, не взглянув ему вслед. Слезы опять потекли сами собой, Фислар сидел, то и дело смывая их, пригоршнями зачерпывая воду. В последнее время он только и плакал. Стоило ему остаться наедине с собой, и он садился на кровать или пол, а слезы сами текли и текли по окаменевшему лицу. Боли уже будто и не было. Опустошенное равнодушие к миру, ко всему в жизни. Только эта солнечная женщина хотя бы изредка, хотя бы по утрам за завтраком, выводила его из мрачных глубин.
Он почти перестал есть. Только завтрак, да и тот казался пресным как опилки. Возможно, он уже перестал чувствовать вкусы. Возможно, и запахи, и любые другие эмоции. Лежал целыми днями и спал, а по ночам нападала бессонница и он залипал в бесконечные сериалы, помогающие хоть на время забыть о прошлом.
А в прошлом было так много… Слишком много того, о чем никогда не хотелось бы вспоминать. А начиналось все так просто… такой легкой казалась жизнь. Беспечной. Он успел сняться для нескольких каталогов одежды, когда его заметили выше. После было несколько постановочных фотосессий в экспериментальном стиле. Он любил эксперименты, но не до такой же степени… Но не будем об этом. На той фотосессии было все еще нормально. Ему вообще нравилась эта жизнь, тусовки, новые люди, кокаин по утрам в гримерке с моделями, по вечерам – пиво, по ночам – экстази. Он мало спал, много танцевал с девушками в клубах, всегда с новыми. Это стало его жизненным кредо, почти привычкой. Но с теми, с работы – ни, ни. Суп отдельно, мухи отдельно. А они смотрели так влюбленно, прижимались, ходили в одних трусах повсюду. Хотя на работе это было нормально. Переодеваешься где попало. Это приходилось делать часто. Вот и случилось, что его заметили. Точнее, «обратили внимание». В то время он был так наивен, что и в голову не могло прийти такое. Кит, так кается звали продюсера из Англии, который «случайно» оказался тогда на месте съемок. Девчонки пошутили тогда, что Фислар должен стать знаменитым, ведь у него такая внешность и голос. Бывало, он пел им разные песенки подражая поп-идолам. Тогда Кит устроил прослушивание. Обещал карьеру, миллионы, начал раскрутку. Все происходило так быстро, что Фислару казалось, будто его затягивает огромный невидимый водоворот. Но уносит не вверх, а вниз. Только теперь он знал – все водовороты ведут вниз.
Это была яхта, вечер. Кит и раньше был довольно обходителен, а теперь вообще решил напился с Фисларом, вроде как празднуя что-то. Они проводили время вместе так давно, что Фислар уже начал считать его своим другом. У друга было много денег. У друга была яхта и несколько крутых машин. У друга был дом с панорамным окном и хороший виски в мини-баре. У друга были очки в толстой черной оправе и на футболке все время глупые рисунки, вроде мультяшных радужных единорогов. Но с пиджаком и джинсами смотрелось удачно. У друга было навязчивое желание обниматься, по-дружески хлопать по колену. В тот вечер, на яхте, Кит, которого он считал своим другом, настолько чувственно признался в любви, что сподвигнул пьяного Фислара перейти грань в экспериментах со своим телом.
Протрезвев, Фислар понял, что произошло совсем не то, чего он ожидал от прежнего себя. «Я же не такой!» – крутилось в его голове и стыдно было смотреть в глаза персоналу яхты, ведь они всё знали. Точнее узнали, хотя может только сейчас ему открылась правда, что все всё знали и раньше, только он как дурак носил розовые очки не понимая, почему Кит разминал ему шею после долгих репетиций, пил коктейль, покусывая трубочку, пристально глядя в глаза поверх очков и как вихрь носился вокруг него решая проблемы.
И Фислару начало постоянно казаться, что все его осуждают. Будто кто-то снял на видео ту сцену в фешенебельной каюте и выложил ее во все соцсети, и теперь все только и ходят, вокруг показывая пальцем, шепчась за спиной. Люди в метро, аэропортах, персонал отелей, модели, певицы и вся та дрянь, которая плавает в топах всех заголовков и имеет миллионы подписчиков, говорят только о нем. Хоть он и прекратил общение с англичанином, ссылаясь на усталость попросил отпуск, тот все понял. Сначала Кит угрожал, потом просил прощения, а теперь плакался в каждом сообщении, прося вернуться. Но Фислар не возвращался. От жуткой паранойи он пересек Атлантику, бежал сломя голову, рыдал на коврах, ночью падая с кровати, трясся в углу своей комнаты, боясь выключить свет, ведь тени, вырастающие от комодов и тумбочек могли уволочь его в невидимое царство, спрятанное в пыли под шкафом. Он похудел, истощился и одинаково боялся как своего прошлого, так и будущего. Постоянно прокручивая чужие ленты, он силился отыскать намек, отсылку к тому видео, которое, как он был уверен, обязательно снял Кит и запостил абсолютно на всех порносайтах. Но Кит не делал этого. И все его слова проходили мимо ушей Фислара.
