В монастыре все было по-прежнему. Застывшее время в обшарпанных стенах здания выстроенного кучкой бежавших от коммунистов тибетских монахов. Посреди дворика все то же скрюченное невысокое дерево, посаженное прошлым настоятелем еще при закладке фундамента. Покосившийся навес, покрытый проржавевшим железом, беленые стены и окна с короткими кучерявыми уличными шторками. Справа перед входом в основной зал – колонка для воды с выстроенным вокруг мини бассейном. Навстречу им вышли люди кутавшиеся в бардовые шали от морозного вечера. Фислар с любопытством оглядывался. Меховые белые собаки флегматично-дружелюбно махали хвостами. Увидев Ринпоче, монахи принялись кланяться, падая прямо на отсыревший от снега мощеный камнем пол внутреннего дворика.
***
– Вас так много, пройдемте в этот зал. – Хлопотал схожий с гусем наставник, провожая пришедших за ламой, а также всех монахов пожелавших присутствовать на собрании.
Харша волновалась, почесывая и заламывая руки, с замиранием сердца глядя на зал, постепенно наполнявшийся людьми. Ринпоче уже успел протянуть в руки ламе Чова откуда ни возьмись появившийся белый шарф, они обменялись приветствиями и вот уже лама дружеских хлопал Вангпо по плечу похохатывая с ним от какой-то шутки. Словно они друзья детства. Сто лет не виделись.
Наставник зажигал одну за другой керосиновые лампы экономя энергию маленьких солнечных батарей на утро. Это был зал для официальных приемов. По трем стенам от потолка до пола протянулись шкафы со стеклянными полками, заваленные текстами. Поблескивая оранжевыми боками парчи, те аккуратно лежали, соседствуя со статуями будд в соседних полках. Четвертую стену занимали четыре крупных окна трапециевидной формы. Здесь было гораздо аккуратней общей комнаты Ринчена. Стены буквально в прошлом месяце обновлены красной краской. Тханки в дорогой парче и три алтаря с различным набором божеств, возле которых всегда теплились масляные светильники, стояли искусственные цветы, бутылки содовой и печенье из супермаркетов в яркой, казавшейся крайне неуместной здесь, обертке. Желтое свечение старых керосиновых ламп будто согревало собой неотапливаемую холодную залу. Весь потолок был увешан флагами, сшитыми из кусочков разноцветной парчи. Желтые, зеленые, белые, красные…Подобные укрывали собой и несколько колонн, находившихся посреди комнаты. Пол устелен красноватыми коврами, приятно сочетавшимися с темно-коричневой мебелью. Доносился аромат благовоний, повисший в комнатах с утра. Харша с Фисларом как-то нелепо остановились в дверях и там же остались, пока все рассаживались на багровые подушки по обеим сторонам зала. Харша боялась, а Фислар на правах гостя ждал приглашений. Монахи тихонько переговаривались каждый о своем, и принцесса заметила Ринчена с другом, еще пару знакомых лиц и совсем расстроилась. Все шло не по плану. Она всю дорогу представляла, как состоится ее тет-а-тет с гуру Чова. Но сам приход Кунзука Вангпо похоже не давал и возможности на осуществление конфиденциальности. Похоже, что немного встревоженные поначалу монахи вообще не догадывались о причинах их появления. Для них это выглядело очередным посещением, возможно с просьбой о передаче учений самим досточтимым Вангпо. Поэтому эти внеплановые посиделки казались чем-то вроде торжественной встречи, которой только недавно одарил их сам мастер Чова.
– Пригласите же гостей сесть. – Оторвавшись от беседы как бы невзначай заметил учитель.
И сразу же двое метнулись и усадили пришедших, сначала Фислара, а Харшу последней, почти у выхода. Главное же кресло, возвышающееся надо всеми и укрытое парчой, сейчас пустовало, и это не давало настоятелю покоя. Он ерзал, пока все усаживались и как только наступила небольшая пауза, поднялся и низко склонившись произнес:
– Почтенный Лама, вы знамениты своей скромностью, но прошу вас все-таки сесть на трон.
– Зачем мне садиться туда, мой друг, если я не буду давать никаких посвящений? – Парировал гуру Чова тем же самым тоном, с каким обратился настоятель.
Ринпоче видимо нашел это забавным, так что быстро отвернулся, скрывая улыбку.
– Но вы светом своей мудрости поистине, как солнце озаряете нас, даже не говоря ни слова, поэтому мы просим вас… – Он суетливо обернулся, намекая сидящим вступиться с помощью. И они как один склонились сидя на местах, сложа руки в просьбе. И хотя Ринчену никогда не было близко изящное подхалимство наставника, он тоже склонился, найдя его слова в этот раз справедливыми.
Когда лама Чова просто сдвинул свою подушку вправо и сел под трон, а наставнику пришлось сесть, не солоно хлебавши, Харша всеми силами пыталась поймать взгляд учителя, чтобы дать ему знак, выслушать ее просьбу. Но это не удавалось, потому как Ринпоче начал речь:
– Я может быть запамятовал, но мне казалось, вам пребывать в ретрите еще пару лет. С чем связано досрочное прерывание обетов и не кажется ли вам, но это лишь мое мнение, что это может послужить недобрым знаком?
– Недобрым? Не думаю. В ночь накануне моего возвращения, мне был явлен удивительный сон, – присутствующие навострили уши, явно слышащие об этом впервые, и лама поправил бордовую накидку, одетую после долгих уговоров настоятеля и крайне странно выглядящую на фоне его длинных с проседью спутанных волос.
– И что за сон? – Ринпоче чуть подался вперед.
– Мне снилось солнце, взошедшее на юге.
По залу прошел шепот. Каждый решил обсудить с товарищем свое мнение. А Кунзук Вангпо и Лама Чова как два ведущих весьма причудливой передачи на тв, со спокойными улыбками дожидались затишья. Будто их разговор для них самих не имел совершенно никакого значения, будто все что говорилось, говориться сейчас и будет произнесено в будущем, им самим уже давно известно, а потому не представляет интереса. Поэтому они просто разворачивали пред присутствующими подобие встречи.
– Значит ли это, что в будущем, нам стоит ожидать помощи с юга? Вы обращались к Его Святейшеству за трактовкой?
– Трактовка оказалась бы запоздалой, мой друг. Сон исполнился уже на следующее утро.
– Это весьма неожиданно.
– Что уж говорить, я и сам не ожидал! – Вдруг гуру хлопнул себя по колену и захихикал в кулак. Это выглядело настолько странно, что у Фислара на секунду случился когнитивный диссонанс. От недосыпа и голода немного кружилась голова, поэтому комната для него выглядела наполненной маревом плывущих огней, отражающихся от золота статуй, чужеземным языком, где он ничего не понимал и дискомфортом положения. Но повадки ламы Чова, даже не ссылаясь на усталость восприятия, казались иррациональными, как у сумасшедшего. Когда они только пришли, он то был благовоспитанно-чинным, то хохотал бесовским смехом, и странным казалось, что этот факт игнорировали все присутствующие. Тут лама продолжил, – И как ты думаешь, что у нас находится на юге? – Ринпоче немного нахмурился.
– Индия? – Ответил играющий в наивные угадалки.
– Нет. Ворота. Там ворота, понимаешь? – И лама залился закашливающимся смехом.
Монахи улыбались непонимающим взглядом пытаясь поймать ответ в глазах товарища. Наставник не находил себе места от этих чудачеств, то и дело повторяя себе как мантру: «Это йогин, просто йогин. Они испокон веков были такими. Все нормально».
