– Лесорубная артель, главным Карп Воропаев. – Фрол указал на самую лохматую голову. – До больших снегов собирались на вырубке возле Лосиного урочища жить. А оно вона как вышло.
Вышло так себе, Рух протяжно вздохнул. Хотели деньжат заработать, от сварливых жен вдалеке: тяжелая мужская работа, лесные красоты, теплая компания, винишко, посиделки возле костра, мясо на угольях шкворчит… Ммм, не жизнь, а мечта. Пока из чащи не выползет нечто ужасное…
– Та же тварища сработала? – не выдержал Фрол.
– Может, и так, – откликнулся Рух. – Но не хотелось бы.
– Почему? – насторожился пристав.
– Убивает по-разному. А у каждого чудища свой способ всегда: кикиморы потроха выедают, лихоимцы рвут по частям, визгуны горло режут и высасывают глаза и так далее, кто на какую пакость горазд. По трупу почти наверняка определишь, чьих грязных лап это дело. На болоте людей покромсали, а тут головы оторвали. Если одна тварища сработала, то хреновы наши дела, голубчик мой Фрол. Раз убивает по-разному, да еще головы притаскивает к селу, значит, тварь разумна не хуже тебя и меня. А взять жандармов твоих, так и поболе, видать.
– Разумна? – ужаснулся Якунин.
– И это самое дерьмовое, – кивнул Бучила. – С обычным чудищем управиться легче, с ним понятненько все, оно жрать хочет, плодиться и спать. А от этой всякой пакости жди.
– И что делать? – напрягся пристав.
– Перво-наперво поднимай своих, идем в Лосиное урочище. Конно, людно и оружно. И быстро.
Фрол исчез. Простоволосая баба в накинутой на плечи шали, припавшая на колени возле голов, подняла полные боли глаза и прошептала:
– Как же, как же оно так, Заступа-батюшка? Порешили мужиков наших. Не уследил ты, милостивец, не уследил.
– На все воля Божья, – буркнул Рух.
– Дети сиротами остались, – выдохнула баба. Толпа затихла, заслушалась.
– Ты меня не совести. – Бучила ковырнул землю носком сапога и повысил голос: – Эй, слышите? Я мразь отыщу и наизнанку выверну. А сейчас все по домам и из села, пока не разрешу, носа никому не показывать, если жизнь дорога. Были шутки, да кончились.
– Как же это? – удивился высокий нескладный мужик. – И долго сидеть?
– Сколько понадобится, – отрезал Бучила и, высмотрев в толпе Силантия, призывно махнул рукой.
Силантий подошел, оттирая селян широким плечом. На оторванные головы смотрел без особой боязни. Меховой треух натянут на самые глаза, в руках самострел, за пояс кафтана заткнут кистень, через плечо перекинут опасного вида капкан.
– Ты куда в таком виде собрался? – как родному улыбнулся Бучила.
– Зверя ловить, – не стал кривить душою Силантий. – Ты не зовешь, я ночь промучился и чуть свет решил сам дело вершить. А тут это…
– Зверя, значит, ловить? – уважительно прищурился Рух. – Смелый ты, дядя.
– Насмехаешься? – Силантий обиженно засопел.
– Ничуть не бывало, – бодро соврал Рух и обратился к остальным: – Во, видели? А то сопли развесили: «Батюшка, помоги, батюшка, защити». А человек взял стреляло древнее, херню какую-то железную и пошел зверюге хвост выдирать. Учитесь!
– А тебя пошто держим тогда? – выкрикнул кто-то чересчур смелый из задних рядов. Крикуна поддержал одобрительный ропот.
– Для красоты, сука ты горластая, – окрысился Бучила. Толпа отхлынула, из ворот выкатилась коляска, запряженная двумя гнедыми кобылами. На облучке расположился Фрол Якунин. За ним жандармы Мишка с Кирькой, ряженные поверх мундиров в бригантины из траченных ржавчиной железных пластин. Рожи от этого умнее не стали. От обоих ощутимо тянуло сивухой. Приняли уже для храбрости, сукины дети.
– Так, все, расходимся! – Рух вскарабкался в коляску и обернулся к Силантию: – Ну, чего встал? Особое приглашение ждешь?
Силантий, насупленный и серьезный, полез следом, путаясь в цепи капкана. Так с триумфом и отбыли, Рух украдкой глянул через плечо. Народ послушно возвращался в село, ворота закрылись, Нелюдово, напуганное и взвинченное, садилось в осаду против врага, которого не видел никто.
– Оружия всякого взяли с запасом, – похвастался Фрол. Рух уже видел и сам. Жандармы сжимали громоздкие фитильные мушкеты, на полу коляски уложены сабли, заряженные пистоли и топоры на длинных боевых рукоятях. Не хватало разве что пушки. Хотя, зная предусмотрительность Якунина, можно было и того ожидать.
Туманная полоса елового бора ломаной зубчатой линией царапала низкие серые небеса. Притихшее село и поникшие, желтые от сухостоя поля остались далеко позади. Разбитая колея петляла то вправо, то влево, за обочинами густо вставал тоненький, пронизанный ветрами молодой березняк. В лес въехали в полном молчании. Вроде лес как лес, знакомый до чертиков, исхоженный вдоль и поперек, но от мысли, что в чаще скрывается зловредная тварь, всем, даже Бучиле, было не по себе. От поганого ощущения чужого взгляда по спине бежал холодок. Мишка с Кирькой крутили головами, судорожно раздувая тлевшие фитили. Силантий застыл черным вороном, изредка сверкая глазищами из-под бровей. Ельник, голый и притихший, костенел в призрачной дымке, временами мелкой колючей крупой сыпал снежок, лез за шиворот, покусывал щеки и истаивал на спинах беспокойно похрапывающих кобыл. Когда до Лосиного урочища осталось меньше версты, Рух тронул Якунина за плечо и тихо сказал:
– Тпру, приехали, дальше пешком.
И первым спрыгнул с коляски на затвердевшую придорожную грязь, прихватив с собой кавалерийский карабин. Калибр для охоты на неизвестное страшилище маловат, зато ружьишко короткое и ухватистое, для чащобных баталий самое то. Бравая команда посыпалась следом, вооруженная, напряженная и немножечко пьяная.
– Кирька, останешься при лошадях, – шепотом велел Фрол.
– Будет исполнено, – здоровенный жандарм послушно кивнул.
– Не советую, если, конечно, не хочешь увальня в могилу загнать, – воспротивился Рух. – Разделяться – гиблое дело. Все за мной, поглядывайте за спину и по сторонам.
Крохотный отряд втянулся в примороженные, усыпанные инеем заросли. Тишина стояла жуткая, гробовая. Только вдалеке выстукивал дятел: «Тук-тук, тук-тук. Всякий мертвый будет тут». Скоро у Бучилы от пристального вглядывания разболелись глаза. Едва заметная тропка вилась среди заросших чахлым малинником буреломов. Позади напряженно сопели и шмыгали носами горе-охотнички. Ельник поредел и сменился высоченными соснами, стали попадаться свежие пни и кучи хвороста в человеческий рост. Близилась вырубка…
Рух настороженно замер на краю широкой прогалины. По другую сторону горбом дыбилась крыша землянки с распахнутой дверью. Рядом кострище, обложенное камнями, с опрокинутым в угли артельным котлом и колода с воткнутым топором. Тишь да благодать, если бы не одно но. На поляне шло кровавое пиршество. Троица крулаканов рвала мертвецов, воя, рыча, огрызаясь и топорща друг на дружку костяные гребни, идущие вдоль спины до хвоста. Ну конечно, как же без вас, а говорят, повывелись такие падлища в наших лесах… Приземистые, похожие на обросших куцым мехом ящеров, горбатые твари со впалыми брюхами и выпиравшими ребрами пожирали трупы сгинувших лесорубов. Бучила жестом приказал своим орлам рассредоточится. Крулаканы нечисть опасная, жрут гнилятину в основном, но и живинкой не брезгуют. Надо только их шугануть…
