Капитан отдает последние распоряжения команде, его спокойный голос внушает уверенность в благополучном исходе нашего путешествия. Приближается шум порога, всё явственнее нарастают глухой гул и рокот. Палуба под ногами начинает мелко вибрировать, как при начале землетрясения. Ох, ё-моё! В той жизни прохождение порога по-другому воспринималось.
Солнышко спряталось, и река мгновенно преобразилась — сейчас она кажется бездонной. Я попробовал разглядеть что-нибудь в глубине и чуть челюсть на палубу не уронил, когда заметил проносящуюся мимо борта подводную скалу. Ни фига себе! В каких-то трёх метрах от нас пролетела! О, опять что-то большое мелькнуло, а вот искры с пузырями пошли. Или это вода так видимость искажает, или наш капитан — судоводитель-снайпер. Не вовремя вспомнилось высказывание горе-лоцмана из фильма «Волга-Волга»: «Я на этой реке все мели знаю» — и чем в результате дело закончилось. По спине пробежала толпа мурашек, но я, мотнув головой, отогнал дурные мысли прочь. Не-е, наш капитан лучший на Енисее. Он через этот порог больше сотни судов провёл, и ни одно из них не получило повреждений. Да и с пароходами знаком, три года от Ангары до Туруханска помощником капитана ходил.
Вскоре под водой началась беспрерывная чехарда пузырей, теней, отблесков, и я решил больше не заглядывать в этот ящик Пандоры. Ну его к чертям, и так уже страшно до дрожи в коленках, лучше по сторонам посмотрю. Но и внешний вид реки не добавил оптимизма: то тут, то там над её поверхностью выступают верхушки валунов, и вода, перетекая с одного на другой, яростно бурлит, взбивая пену. Гребни волн в некоторых местах подбрасывает вверх метра на два, не меньше.
Да-а уж… Одно дело — рассматривать порог с высоты второго этажа большого теплохода, и совсем иное — с палубы нашего махонького пароходика. На теплоходе, насколько помню, и не качало почти, а наш пароходик колбасит прям как игрушечный. Бедняга весь дрожит, поскрипывает и старательно бьёт по воде колёсами в попытке удержаться на гребне убегающей из-под него реки.
Ё-моё, похоже, слишком безалаберно я отнёсся к этой поездочке, не стоило так рисковать. Подвела меня память. В прошлый раз я проходил благоустроенный порог, ведь в двадцатом веке особо опасные скалы взрывали, расчищая фарватер, а сейчас местная водная стихия предстала передо мной во всей своей первозданной лихости. Грохот стоит уже как у нас на заводе, плеск, гул, уханье, даже лязг какой-то слышится. Ещё и капитан подсуропил, врубив пароходный гудок во всю мощь, и тот заревел неведомым для этих мест зверем, перебивая остальные звуки. От неожиданности я чуть за борт не сиганул, нервы-то на пределе.
Оглянулся оценить обстановку в рубке и наткнулся на огромные глазищи вождя «пионеров», немигающе взирающие на бурный Енисей. У-у, а парень-то, кажется, похлеще моего напуган, как бы фобию какую-нибудь не заработал. Надо его отвлечь. Я помахал рукой перед стеклом напротив Федькиной вытянувшейся физиономии и, когда он, моргнув, перевёл на меня свой взгляд, постарался изобразить на лице веселье и показал большой палец. Потом сложил ладони рупором, поднял голову вверх и заорал изо всех сил: «Йо-хо-хо… йу-ху-у!»
Вроде подействовало. Пацан, забыв про буйство водной стихии, часто-часто заморгал и робко улыбнулся. Я ему подмигнул и, скорчив смешную рожицу, показал язык. Тут уж он окончательно ожил: глазки радостно засверкали и губы в довольной улыбке растянулись. Во, узнаю атамана нашей мелкой хулиганствующей братии, смеяться над начальством ему никогда никакой страх не мешал. Эх, жаль только, Софья Марковна на мои кривляния отреагировала осуждающе и, боюсь, вскорости, оставшись наедине, выскажет мне своё очередное «фи» по поводу неподобающего для дворянина поведения. Ну… это я переживу. Не впервой.
Удивительно, но, пока развлекал Федьку, мои собственные страхи исчезли, будто их и не было вовсе, и на реку я посмотрел уже совершенно другими глазами. Чёрно-серая пелена опасений, скрывавшая очарование этих мест, чудесным образом пропала. Всё так же шумит порог, всё так же бурлит Енисей, всё так же постанывает пароходик и шлёпает по воде колёсами, но… это уже не пугает. Мало того, какой-то драйв и задор в кровь пошёл, мысли сменили направление на боевое. Да что нам эти каменюки и коварные течения! То, что не в масть, взорвём к едрене фене, а на фарватере туер поставим и пароходы по всему Енисею пустим. Ох и расцветёт же у нас губерния!
Захотелось поделиться с кем-нибудь нахлынувшей эйфорией и планами на будущее. Кинул взгляд по сторонам и понял: самое страшное мы, по всей видимости, преодолели, а раз так, то нечего Федьке в рубке торчать. Поманил его к себе, он осторожно вышел, и я, положив руку ему на плечо, начал задвигать пламенную речугу на тему того, как здешняя жизнь будет выглядеть лет через десять-двадцать.
Хорошо всё расписал, аж самому понравилось. Пока разглагольствовал, наш караван миновал порог, и река стала успокаиваться, переводя дух. К нам вышла Софа, и мы всей компанией столпились на корме, рассматривая местную достопримечательность, уплывающую от нас вдаль. Да-а, красив Казачинский порог, несмотря на всю свою суровость! Тысячелетиями он бурлит, пробивая дорогу через отроги Енисейского кряжа. Сколько печальных историй он знает, сколько мужественных людей спорило с его бурным течением, и скольких из них он поглотил. В этом году, например, две баржи затонули, и не всем пассажирам удалось спастись.
Моим мыслям вторит голос капитана, вышедшего из рубки:
— Туточки мно-ого побитых камнями да замытых песочком плотогонов покоится. И купчишки на дне лежат, добро своё в кунгасах
[11] стерегут, и наш брат баканщик
[12], не сладивший с течением, ухоронен. Всякого люду порог без меры принял. Царствие им небесное.
Он неторопливо перекрестился, и мы последовали его примеру.
Да-а, жизнь — довольно суровая штука, и об этом никогда нельзя забывать. Даже с «офисным планктоном» двадцать первого века, зацикленным в режиме дом — офис — дом, смертельные казусы, бывало, приключались, что уж говорить про нынешние времена. Сейчас, будь ты хоть последний нищий, хоть сам император, судьба твоя может в любой момент прерваться из-за множества не зависящих от тебя причин. Диагноз «скоропостижно скончался» в полицейских хрониках обычное явление. Несчастные случаи и болезни косят людей со страшной силой. Лекарства в обиходе самые наипростейшие, а докторов хороших почти и нет совсем.
Так что, Сашок, закладывай-ка ты теперь во все свои планы гораздо больше самосохранения и уж во всяком случае не таскай за собой в опасные места детей и Софью Марковну. Может так случиться, и сам сгинешь, ни с кем не попрощавшись, и дорогих тебе людей угробишь ненароком.
Хм, надо бы узелок завязать на память… железный… и на грудь его себе повесить.
