Дальнейший её путь зависит от того, для чего она нужна: если для производства стали или более мягкого железа, то процесс плавления повторяется, но уже в другой пудлинговой печи; если для производства рельсов, то плитку просто везут к сварочной печи. И вот возле неё встречаются уже все компоненты будущего рельса. Там они складываются один на другой, и создаётся, как говорит Николай Иванович, пакет: сверху — плитка стали, внутри — плитки мягкого железа, внизу — плитки железа большей твёрдости.
Собранный пакет кладётся в сварочную печь и накаливается. Потом, уже раскалённый, он прокатывается сквозь нажимные вальцы, нагревается вторично и, наконец, прокатывается сквозь черновые и беловые вальцы, из которых выходит уже настоящим рельсом. Рельс этот ещё в раскалённом виде подставляют под круглую пилу, и она, визжа и рассыпая искры, опиливает его с двух концов в требуемый размер. Сразу же в нём пробиваются дыры под связующее крепление, и рельс готов.
— Александр, обрати внимание на ловкость моих мастеровых. Нынче за границей кое-кто пытается мой опыт повторять. Но они пакеты проволокой связывают, мои же рабочие считают, что это замедляет работу, а потому приноровились без всякой связки вчетвером сажать в печь эти пакеты, весом, кстати, по восемнадцать пудов
[37]. После этого делают ещё более сложную операцию — передвигают пакет в печи с места на место так, чтобы он не рассыпался и чтобы железные и стальные полосы, составляющие его, не сдвинулись со своих мест.
— Да, впечатляет.
— О да! — Николай Иванович с улыбкой покивал. — А теперь пройдём в тигельный цех, который я готов предоставить тебе в аренду.
Тут оказалось, в аренду мне хотят отдать не весь завод, а лишь его часть — тигельный цех, но… в аренду бесплатную. Видать, я чего-то в прошлый раз недопонял. Ой, да ладно, упало в руки так упало, будем считать это новогодним подарком.
Цех меня поначалу не впечатлил — маленький он, однако. Не представляю, как я его использовать стану. Конечно, можно всё переоборудовать. Вот только под какое производство? Здание кирпичное, небольшое, но хорошее, сразу видно, очень прочное. И, что немаловажно, потолки в нём высокие, есть где разгуляться с установкой подвесного оборудования, если таковое понадобится. Стоит печь для тигельной плавки на четыре тигля, но пространство позволяет расширить печку и до десяти тиглей.
Путилов похвастался, что сконструированные им печные горны плавят сталь на коксе в три раза быстрее, чем на древесном угле. Это интересно, надо будет поподробнее расспросить о них, глядишь, и нам в Красноярске такие наработки пригодятся. И хоть уголёк у нас плохой, но вдруг экономия какая-никакая да выйдет. Из дальнейшего разговора выяснилось, что опытовый завод Николаю Ивановичу как экспериментальная площадка уже не нужен, сейчас все мысли заводовладельца занимает его главное детище — Путиловский завод. Там все его мечты и чаяния. Там основная работа. Там он отныне проводит все свои эксперименты.
Как результат, тигельная плавка на «Аркадии» остановлена. Может, организовать здесь выплавку специальных сталей и редких сплавов? Мне качественная сталь позарез нужна — на стволы для револьверов, на ответственные детали станков, на инструмент, на некоторые виды проволоки (например, для изготовления пружин), причём сталь с определёнными свойствами в каждом конкретном случае. Опять же патронную латунь тут удобно варить.
А что? Во всём этом есть смысл. Так-так-так, а железо из передельных печей отлично подойдёт для трубного проката, да и саму прокатку труб стоит запустить. М-м… не. Места маловато. А вот если пристроить ещё один цех (пространство позволяет, и Николай Иванович не против), то в нём можно устроить крупномасштабную прокатку проволоки и труб разного диаметра, а металл на это брать с «Аркадии». В итоге будет у меня этакий компактный центр новых технологий, защиту и охрану которого нетрудно организовать по всем правилам. Часть рабочих живёт в бараке, расположенном на заводской территории, своих красноярских архаровцев я могу поселить туда же. Подновим кирпичный забор, окружающий всё это хозяйство, в помощь бизонам наймём ещё охранников и сделаем из предприятия супер-пупер-конфетку.
Новые планы так взбодрили, что я начал носиться по территории, засовывая свой нос во все более-менее значимые места, на ходу прикидывая, где и что стану менять. Даже по бараку прошёлся, выясняя, как работники живут. Николай Иванович следовал за мной по пятам и был явно доволен моим интересом, а когда я высказал ему свои планы по переобустройству, он их полностью поддержал. Ну, значит, так тому и быть. Мы обсудили все вопросы по взаимодействию с руководством «Аркадии» и отправились дальше — на Путиловский.
Ну, что сказать? Не поразил меня петербургский металлургический гигант. Совсем не поразил. Даже немного огорчил. Ожидал я чего-то большего, а тут… мать твою… С одной стороны, завод, конечно, немаленький, как-никак две тысячи рабочих трудится, а с другой… Оборудование в цехах довольно примитивное: опять те же пудлинговые и сварные печи, опять тот же рельсовый прокат, плюс проковка котельного и прочего железа. Несколько вагранок стоят. Рядом махонький бессемеровский конвертер, всего на семьдесят пять пудов металла (тысяча двести килограммов). Что интересно, Путилов его построил сам, без какой-либо помощи западных инженеров, вдобавок через месяц обещает достроить второй, в два раза больше. Эх… конвертер — это по нынешним временам, безусловно, круть несусветная, в России ничего подобного ещё нет, но вот остальное…
Вообще, Путилов, начав отстраивать заново этот завод, совершил, можно сказать, эпический подвиг, который в той моей жизни смогли повторить лишь в Великую Отечественную войну, причём с чрезвычайным напряжением всех сил государства. В такое трудно поверить, но Николай Иванович умудрился за каких-то восемь дней организовать новое, прекрасно действующее предприятие практически на голом месте.
А началось всё с паники на Николаевской железной дороге. В декабре одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года в среднерусской полосе ударили сильные морозы и на всех железных дорогах империи рельсы стали выходить из строя. Закупленные в большинстве своём в Англии и рассчитанные на европейский климат, они в русские холода просто лопались при любой нагрузке. Запасы для ремонта в мастерских таяли с чудовищной скоростью. Железнодорожное сообщение Москва — Санкт-Петербург грозило встать долгой зимой намертво, а доставить новые рельсы быстро не получалось.
На выручку пришел Путилов. Попросил у министра путей сообщения завод в долг и пообещал в кратчайшие сроки освоить на нём рельсовый прокат. Второго января Николай Иванович получил от правительства заказ на рельсы, двенадцатого января казна выдала ему в аренду полуразвалившийся, давно не работающий Огарёвский железоделательный завод, и уже двадцатого января он запустил на нём прокатку рельсов до пяти тысяч пудов в сутки (восемьдесят тонн).
Если честно, я, наверно, не смог бы такое совершить, несмотря на все мои знания и опыт. Авральные работы не мой конёк, я привык всё тщательно и заранее планировать. Блин, да мне даже не представить объём и напряжённость этих работ! На морозе, прямо под открытым небом (ведь крыши и стены в цехах на Огарёвском заводе к тому моменту почти везде уже развалились) на старые заводские фундаменты рабочие устанавливали станки, складывали печи и с ходу приступали к работе. Одновременно с этим строители возводили над головами работников огромные дуги, изготовленные из старых рельсов.
