Трапп втянул воздух сквозь зубы.
– А может, предполагается, что ты набьешь свои толстые щеки ватой, Берджесс.
Берджесс тихо скользнул на свое место.
Хейзел откашлялась.
– По крайней мере, щеки Берджесса всем видно. А вот есть ли нос под твоими оспинами, Трапп?
Ее слова рассмешили даже дружков Траппа, и тому пришлось сильно пихнуть одного из них под ребра. Берджесс подарил Хейзел робкую, благодарную улыбку.
– Эй, – рявкнул Трапп на Берджесса, – повезло, что тебя защищает этот смазливый мальчик. Надел пальто с подкладкой и вообразил себя джентльменом, да, Хейзелтон?
– Ага, – ответила Хейзел как можно развязнее. – Так и есть. И дамам оно, похоже, нравится.
Тут уже рассмеялся Берджесс, причем в полный голос. Трапп отступил, закатив глаза.
Казалось, им и в самом деле нужно что-то сделать. Часы отсчитали сначала десять минут, затем пятнадцать. Хейзел совсем было собралась отправиться в канцелярию Анатомического общества в конце квартала и спросить, не задерживается ли доктор Бичем, когда распахнулась задняя дверь. Но за ней оказался вовсе не доктор Бичем. Хейзел узнала этого человека по фигуре, приметному плащу и трости, мерно постукивающей по деревянному полу, еще до того, как увидела повязку, скрывающую один глаз.
– Доброе утро, – произнес голос, похожий на шуршание мокрого гравия.
Доктор Стрейн прошел в начало класса и встал перед столом с обнаженным телом. Его здоровый глаз остановился на Хейзел. Ее представляли ему как Хейзел. Он знал, кто она. Она попыталась спрятаться за воротником рубашки Джорджа. Затем вознесла быструю молитву любому божеству, готовому слушать, чтобы ее маскировка не была раскрыта.
Доктор Стрейн поднял скальпель и вздернул бровь.
– Что ж, приступим.
13
– Женская анатомия, – заговорил доктор Стрейн, глядя прямо на Хейзел, – это странный зверь. Эта женщина – повешенная вчера, в одиннадцать часов, на Грассмаркет-сквер, за убийство одного из постояльцев ее гостиницы. На вид она слишком мала и слаба, чтобы совершить что-то подобное.
Несколько парней в классе рассмеялись. Но не Хейзел.
Доктор Стрейн вытер скальпель о камзол.
– Мое имя, – представился он, – доктор Эдмунд Стрейн. Я буду вести анатомическую часть вашего курса, начиная с сегодняшнего занятия. Доктор Бичем, человек известный, с хорошими связями, предпочитает оставлять эту часть курса мне. Как вы могли уже заметить, Бичем не из тех, кто любит пачкать руки. – Стрейн поднял одну руку, изобразив, что надевает перчатку. – К тому же представьте, как нелегко втиснуть занятия со студентами в расписание, если оно забито приглашениями на чай и выдачей автографов. Но неважно. Как я уже сказал, пришло вам время изучать анатомию.
Трапп усмехнулся.
– Мы и так уже неплохо поизучали анатомию, – сказал он.
Доктор Стрейн почти улыбнулся.
– Нет, – возразил он. – Вы изучали теорию. Доктор Бичем – великолепный терапевт и одаренный ученый. Но, боюсь, Бичем так и не смог овладеть хирургическим искусством в той же мере, что и я. Да, это искусство, мистер Трапп, понимание, что тело – это в равной степени плоть и сосуд для бессмертной души, умение почувствовать его под ножом… – Здоровый глаз Стрейна затянуло задумчивой дымкой, но тут он тряхнул головой и снова уставился на студентов. – Да, еще, доктор Бичем так привык к уютным гостиным лордов и джентльменов, что не желает портить костюм трупной вонью, – с усмешкой выдал он. – Все это к тому, что дважды в неделю, по вторникам и четвергам, я буду читать вам лекции по анатомии. Доктор Бичем на своих занятиях будет рассказывать о способах лечения и лекарственных средствах. Будьте готовы к тому, что меня не так просто впечатлить, как моего уважаемого коллегу. И уверяю вас, то, что я дам в лекциях, является неотъемлемой частью врачебного экзамена в конце семестра. Поэтому обращаюсь к тем, у кого есть хоть малейшая надежда на успех: будьте очень внимательны.
Без дальнейших церемоний доктор Стрейн воткнул скальпель в тело мертвой женщины на столе и сделал разрез от грудины до пупка.
В классе всегда чувствовался отчетливый душок: засохшей крови, железа, загадочных жидкостей для консервации, налитых в банки с образцами, которые выстроились вдоль стен. Но после первого же разреза Стрейна в воздух поднялась волна ужасной вони. Нескольких студентов заметно тошнило, но Хейзел удалось сглотнуть желчь, подступившую к горлу.
– Вы, там, – позвал Стрейн Гилберта Берджесса, ткнув в его сторону измазанным в крови скальпелем. – Имя.
– Гилберт Берджесс, сэр, – ответил тот. Парень определенно позеленел.
– Сколько камер в сердце, Гилберт Берджесс?
Берджесс вздрогнул. Хейзел была уверена, что, если бы спрашивал Бичем, он бы ответил без запинки. Но что-то в Стрейне – то ли повязка, то ли плащ, то ли сурово сжатый рот – наводило ужас.
– Э-э… шесть, сэр? – даже не сказал, а скорее пискнул Берджесс.
Стрейн стукнул тростью об пол с такой силой, что тот содрогнулся.
– Кто знает? Поднимайте руки, не стесняйтесь. Вы, там.
Он указал прямо на Хейзел, которая с удивлением смотрела на собственную руку, без всякого ее участия взметнувшуюся вверх.
– Джордж, – тихо сказала она. – Джордж Хейзелтон, сэр. Ответ – четыре, сэр. Правое предсердие, левое предсердие, правый желудочек и левый желудочек.
– Верно, – процедил Стрейн сквозь стиснутые зубы. – Что ж, продолжайте, мистер Хейзелтон. Назовите четыре клапана сердца.
Хейзел прикрыла глаза и постаралась припомнить схему со страниц «Трактата доктора Бичема».
– Аортальный клапан, сэр. Трикуспидальный клапан. Легочный клапан и… и митральный клапан. – Она улыбнулась, чувствуя, как облегчение затапливает тело.
– Очень хорошо, мистер Хейзелтон, – спокойно произнес Стрейн, хотя в тоне его слышалась насмешка. – Пожалуйста, встаньте и пройдите в начало класса.
Ноги Хейзел повиновались, и она вышла в начало класса и остановилась так близко к Стрейну, что почувствовала идущий от того запах портвейна и чего-то кислого вроде испортившихся лимонов.
– Доставайте сердце, мистер Хейзелтон.
Хейзел тяжело сглотнула, задержала дыхание и выполнила приказ, стараясь не смотреть на лицо женщины, в чьем теле копалась ее рука. Наконец она вытащила сердце, которое оказалось тяжелее, чем она ожидала, и было покрыто холодной вязкой слизью.
– А теперь, – сказал Стрейн, – покажите нам клапаны, которые только что назвали.
Хейзел взглянула на сердце, этот незнакомый кусочек плоти черно-фиолетового цвета. Оно имело странную форму, несимметричную, было толще с одной стороны, к тому же половина была закрыта какой-то толстой белесой бляшкой. Все это настолько не походило на аккуратную картинку из учебника Хейзел, что она с уверенностью не могла сказать даже, где тут верхняя часть.
