Кухарка всплеснула руками.
– Ох, повезло им!
Сьюзан, посудница, со звоном шлепнула стопку тарелок на стол.
– Самое время! – фыркнула она. – Сколько я говорила этому парню, чтоб он что-нибудь сделал. Целыми днями смотрит на нее, как теленок, удивительно, как вообще успевает работать.
Тепло кухни – от слов кухарки, от потрескивания очага, от запаха рыбного пирога – затопило Хейзел и вытеснило все тяжелые чувства этого утра и предыдущего дня. Ее руки твердо и профессионально держали иглу и шпильку, накладывая и снимая шов. И ей понравилась возникшая при виде кухаркиной раны уверенность в том, что она знает, как ее лечить, и может это сделать. Возможно, с ее стороны и было глупостью надеяться найти работу хирурга официально, но, похоже, еще большей глупостью было убеждение, что учиться больше нет смысла, пусть даже пока есть возможность. Выйдя замуж за Бернарда, она покинет Хоторнден, оставит позади и свою импровизированную лабораторию, и отцовские книги. В Алмонт-хаус вместе с ней отправится только ее приданое и знания. Пока мать с Перси в Бате, а отец за границей, ей, вероятно, предоставлена последняя в жизни возможность посещать занятия, не боясь разоблачения. Возможно, это и есть ответ.
– Не могли бы вы и мне подогреть ужин? – спросила Хейзел. – У меня в Эдинбурге дело, и домой я, вероятно, вернусь поздно.
15
Как-то морозным ноябрьским утром на солидной дубовой двери Ле Гранд Леона появилась табличка, прибитая лично мистером Артуром. Убедившись, что та висит ровно, он вздохнул и зашел внутрь.
– Так, значит, это все-таки правда? – спросил Томас Поттер, ведущий актер. Рот его сжался в узкую, напряженную линию. Он оглянулся на Изабеллу, которая стояла у него за спиной, испуганно выглядывая из-за завесы золотистых волос.
– Чистая, – подтвердил мистер Артур. – А с учетом ситуации в городе только Богу известно, откроемся ли мы в следующем сезоне, поэтому всем вам лучше бы поискать себе другой заработок.
Изабелла потянула Томаса за край камзола.
– Том, а что мы будем делать с?..
Он обернулся к ней.
– Мы что-нибудь придумаем. Я что-нибудь придумаю.
И нежно поцеловал ее в макушку.
Джек слушал, сидя на стропилах. Вот уже несколько дней он прислушивался к разговорам мистера Артура и владельца театра, владельца театра и хореографа. В последние недели их представления проходили при почти пустом зале, и потертые красные сиденья покрылись тонким слоем пыли. Богатеи не рисковали отправляться в театр из опасения подцепить лихорадку. Сидели по домам. Поэтому, по крайней мере на какое-то время, Ле Гранд Леон закрывался.
– Ты можешь остаться, Джек, – предложил мистер Артур на следующий день, когда все актеры разошлись, и протянул тяжелую связку латунных ключей. – На самом деле я был бы этому рад. Защита от воров. Много платить не смогу – на самом деле вообще ничего не смогу – но у тебя будет крыша над головой, если нужно. Здорово будет, если ты сможешь присмотреть тут за всем. На случай, ну, ты знаешь.
– На какой случай? – спросил Джек, забирая ключи.
Мистер Артур грустно улыбнулся.
– На случай, если мы откроемся в следующем сезоне, – ответил он.
Затем по-отечески похлопал Джека по плечу и пошел по проходу в фойе, оставив мальчишку в театре, полном шепотков и призраков.
Перед Джеком встала необходимость снова отправляться за телами, если он хотел есть.
16
Хейзел была почти уверена, что главная дверь Эдинбургского Королевского Анатомического общества с улицы ведет прямо в анатомический театр, виденный ею лишь из-под зрительских рядов. Однако, после того как Хейзел постучала латунным молоточком в дверь, лакей в напудренном парике вежливо проводил ее в со вкусом обставленную гостиную, похожую на салон или мужской клуб высокого класса. В камине весело пылал огонь, и треск поленьев был единственным звуком в тишине комнаты, где около десяти мужчин с бакенбардами устроились на обтянутых бархатом диванах, потягивая бренди и читая газеты.
Одну стену комнаты полностью занимали головы различных животных, чучела зебры и носорога, лев и слон, изрезанный шрамами, однако сохранивший свои бивни. Противоположная стена скрывалась за массивными книжными шкафами, такими высокими, что требовалась специальная лесенка, чтобы добраться до верхних полок. Хейзел попыталась украдкой разглядеть названия, но те слишком выцвели. Все книги с нижних полок были на латыни.
От огня в комнате было непривычно тепло, и Хейзел подавила желание поднять нижнюю юбку и ослабить корсет. Всего несколько недель в старой одежде Джорджа, а она уже успела позабыть, как сильно могут душить многослойные женские наряды, особенно если ты стараешься выглядеть предельно утонченно. А Хейзел постаралась. Она одевалась, словно солдат, облекающий себя в броню, используя свое благосостояние и хороший вкус как защиту. Платье практичного синего цвета украшали черные кружева и отделка шнуром. Лента цвета лаванды поддерживала воротник у горла. Другими словами, она выглядела, как респектабельная дама эдинбургского высшего света, и пусть лакей Анатомического общества про себя мог удивляться тому, что она без компаньонки, но его низкий ранг не позволял ни о чем спросить такую как Хейзел и уж тем более не впустить ее. Многие двери захлопнулись перед Хейзел Синнетт, потому что она была женщиной, но внезапно оказалось, что у нее в запасе есть мощное оружие: на женщин чаще всего не обращали внимания, и это делало ее практически невидимой. Нет, женщин видели, видели платья, которые те надевали на прогулку в парк, и затянутые в перчатки ручки, лежащие на локте спутника в театре, но их никогда не считали противниками. Они не представляли угрозы, о которой стоило беспокоиться. Лакей, вероятнее всего, не впустил бы нищенку или даже незнакомого мужчину, но Хейзел – в наряде состоятельной барышни – могла спокойно пройти мимо него, нужно было только сделать это быстро и изобразить уверенность. Именно так она и поступила.
Доктор Бичем в одиночестве сидел за маленьким столом, перед исходящей паром чашкой чая. По всему столу были разложены книги и бумаги. Большой черепаший панцирь исполнял роль пресс-папье. Несмотря на жар от камина, доктор так и не снял свой привычный камзол, и ворот его по-прежнему был поднят до подбородка.
– Здравствуйте, доктор Бичем, – тихо сказала Хейзел. Джентльмены, сидевшие неподалеку, проворчали что-то о помехах, а затем вернулись к чтению.
Доктор Бичем закончил писать и аккуратно поставил перо в чернильницу.
– Не припомню, что имел честь быть вам представленным, не так ли? Пожалуйста, простите меня, если нас все-таки представляли; боюсь, память у меня уже не та, что прежде.
