– Не может быть!
– А что, батюшка вам только мою фотографию показывал? А как же Катюша? Вы уж при случае попросите его показать и вторую!
Николай пытался осмыслить услышанное.
– А вы спросите у него! Спросите у него сейчас! Что я сделала с вашим отцом? А вот что: я пробудила его совесть! Он мучается от того, что погубил невинную душу. Он не знает, что я выжила. Это знаете только вы. И вы можете следом за вашим августейшим родителем погубить меня второй раз!
Николай ошарашенно молчал. Лиза села на диван рядом с ним.
– Поверьте мне, – Лиза тихо коснулась его руки, – если бы я была его любовницей, то зачем мне понадобилось инсценировать собственную смерть? Нет, я была потрясена, убита вашей изменой. Я видела вас вместе с Фанни тогда, в Летнем саду. И для меня в этой жизни уже ничего не оставалось.
– Я был слеп, – он повернулся к ней и прижал ее руки к губам. – Как я мог так поступить с тобой! Мне нет прощенья!
– Ну что ты! Я давно тебя простила!
– Родная моя! Я всегда тебя любил. Мне было очень больно от того… что я узнал тогда про тебя. Фанни – это мое бегство, мой способ закрыть пустоту, образовавшуюся, когда тебя не стало рядом.
Николай притянул ее к себе и начал целовать ее лицо, шею, плечи, потом нашел ее губы. Лиза замерла, совершенно растворилась в его объятьях. Она так долго об этом мечтала. И не заметила, вернее не захотела заметить, как он поднял ее на руки и понес в спальню…
* * *
Андрей Громов возвращался домой в отличном настроении. Он побывал на вокзале, заехал на Главпочтамт, чтобы отправить телеграмму родителям Марии. Потом ему захотелось купить для нее цветы. Возле дома он зашел в трактир, заказал праздничный обед в квартиру.
До вечернего поезда было еще достаточно времени, и Андрей не сомневался, что проведет его с Машей. Правда, потом она уедет – но это ненадолго. Он будет ее ждать. Если она задержится, он поедет за ней следом. И больше они не будут расставаться. Никогда.
Держа в руках букет тюльпанов, Громов отпер дверь и сразу насторожился: что-то было не так. Он прислушался. Из глубины квартиры доносились какие-то странные приглушенные звуки. Букет упал на пол. Достав револьвер, Андрей тихо прошел по всем комнатам. Дверь в спальню была приоткрыта.
В первое мгновение ему показалось, что на Машу, на его Машу напали, и с ней происходит что-то жуткое. Но быстро убедился, что это не так. Андрей опустил револьвер, бесшумно прошел к двери и вышел из квартиры.
Громов подошел к чугунной решетке Екатерининского канала. Огромные льдины медленно проплывали мимо по темной воде. Он просто стоял, потому что жизнь внезапно потеряла смысл, потому что стало безразлично, двигаться вперед, назад, или оставаться на месте.
Через полчаса, нежно простившись, Николай покинул Лизу. Когда он садился верхом, на его лице сияла довольная улыбка. Он не заметил стоявшего поодаль отставного капитана, который нервно курил и с ненавистью смотрел на него.
– Берегись, Никола! – процедил он сквозь зубы вслед грациозному кавалеристу. – Ты за это поплатишься!
* * *
Поднявшись в квартиру, Андрей застал Марию одетой в повседневное платье, сосредоточенной и совершенно спокойной. Волосы убраны в гладкую прическу. Она деловито собиралась. Он пытался найти на ее лице следы недавних страстных ласк, но она была совершенно безмятежна.
– Кто-нибудь приходил, пока меня не было? – безразличным голосом спросил Андрей.
– Нет, Андрюша, никто не приходил, – непринужденно солгала она, глядя ему в глаза. В этот момент ему хотелось ее задушить.
Они пообедали в дружеском молчании. Потом Андрей проводил ее на вокзал.
Когда поезд скрылся вдали, Андрея Громова накрыла тьма. Сутки он пил в каком-то трактире. Потом шатался по улицам под подозрительными взглядами городовых. Потом вернулся домой, достал платья Марии, швырнул их на пол и принялся в остервенении топтать. Потом снова пил. И плакал.
Часть третья
Глава тридцать третья. Семейная история
Soli la pelle come un vestito,
Soli mangiando un panino in due, io e te
Soli le briciole nel letto
Soli ma stretti un po’ di più solo io, solo tu.
[32]
(Одни – кожа как одежда,
Одни, поедая вдвоем бутерброд, я и ты.
одни – крошки в постели,
одни – но немного ближе, только я, только ты.)
…Пронзительный хрипловатый голос пел о самом сокровенном.
– Обожаю Челентано! – сквозь сон пробормотала Элена.
– Я знаю, – ответил Паоло, приподнимаясь на локте и нежно целуя ее в плечо.
День клонился к вечеру. Из открытого окна наконец-то повеяло свежестью. Стены спальни озарились бликами закатного солнца.
* * *
Вечерняя прохлада принесла избавление от давящей жары. Венецианцы с удовольствием выползли на улицы. Элена и Паоло сидели на террасе небольшого ресторанчика на тихой улочке. Паоло заказал каннеллони, салат из морепродуктов и вино. В ожидании ужина они наслаждались обществом друг друга. Паоло взял ее за руку.
– Я счастлив, что ты здесь со мной.
– Я тоже.
– Что мы проведем эти недели вместе.
– Я не знаю, Паоло. Наверное, нужно лететь в Санкт-Петербург.
– Зачем?
– Ну, посидеть в архивах, попытаться выяснить все, что возможно. Все, что связано с этим дневником.
– Зачем же в Петербург? Там так холодно! Лучше туда ехать зимой.
– Паоло, Петербург – не Южная Америка, – засмеялась Элена. – Зимой там не теплее!
– Да? Ну тогда… вообще зачем тебе туда ехать?
– Мне кажется, что разгадку всей этой истории нужно искать там.
– Ты знаешь, Элена, – помедлил венецианец, – я был не до конца с тобой откровенен.
Маркони нахмурилась.
– Так, что еще?
– По поводу происхождения этой тетради… Я… не все сказал тебе.
– Ага! – воскликнула Элена. – Ну, наконец-то ты признался! А я ведь догадывалась, что все не так, как кажется! Но зачем ты меня обманывал?
– Понимаешь, мне так хотелось, чтобы ты приехала. Я организовал эту командировку, я хотел побыть здесь с тобой.
– Паоло, я не понимаю. Ты что, провернул все это только для того, чтобы заманить меня в Венецию?
– Ну да, – сконфуженно признался тот. – Ты простишь меня?
