Феликс перевел взгляд вниз. Что он такое говорит? Профессор не на его стороне! Хочет обмануть. Обманывает!
Но тут пришло нежданное спасение – перед внутренним взором предстала простая шахматная доска. Он тотчас взял себя в руки. Итак, белый слон опять атакует черного ферзя, нужно срочно уводить важную фигуру в безопасное место.
– Вольф… – позвал его Грених. Перед глазами мелькало черное и белое. – Вольф… Семен…
Нет, нет, он не поддастся. Он не Вольф, нет. Вольф – плохой человек, ужасный, бедный больной, жить ему осталось всего ничего, его расстреляют. А и верно, а и пусть. Он не жилец.
– Я собрал много бумаг, – обстоятельно начал Феликс, выпрямившись и тыча пальцем в воздух, – против диверсантки, против ее мужа, против Агранова, который только тем и занимался, что натравливал литераторов не только друг на друга, изображая теплые к ним чувства, но и на их близких, друзей. Лиля Брик – агент ОГПУ, у нее даже карточка есть с номером, она ездит в Ригу и Берлин, передавала тамошним агентам какие-то сведения. Я за ней в позапрошлом годе долго следил, даже делал фотокарточки… Вы меня не заставите молчать! Я все скажу! – засверкал глазами Белов. – А ведь… ведь Агранов неприкрыто заставил написать Бориса Пильняка «Повесть непогашенной луны»! Вы это знали? Он нарочно сделал так, чтобы Пильняк изобразил в повести Сталина, убивающего Фрунзе… Я был свидетелем того, как он его лихо подговаривал. Лично слышал! Борис Андреевич, подтвердите мои слова.
Феликс вскочил, но в глазах потемнело, и он сел обратно, забормотав сбивчиво:
– Я не смог ничего определенного найти против доктора Виноградова, хотя здесь… этот человек, который под него загримировался… он наговорил на него чудовищных непроверенных вещей. Я понял, вы это специально… дразнили меня. Чтобы вызвать к ним жалость! Но нет, никакой жалости, никогда. Все, что я слышал, я потом записывал… У меня есть тетради, много тетрадей! Они все со мной, в моем чемодане. Я знаю, это не доказательство. Но это правда! Я был свидетелем того, как доктор говорил с Лидой Месхишвили. Он учил ее, как правильно вводить пациентам зараженную тифом кровь… Хорошо, что он сознался, очень хорошо, а то бы меня так и считали сумасшедшим.
– Так, ну все, достаточно, – поднялся с галерки единственный не представленный пациенту пассажир. И Феликс, было рассыпавшийся на битый кирпич, расколовшийся, развалившийся, как соломенное чучело, моментально обрел себя, у него сверкнули глаза, как у человека, который собирался играть по-крупному. Он узнал его по голосу! Греблис – была фальшивая фамилия этого таинственного пассажира. На галерке прятался, наблюдая за всем этим фарсом, Ягода Генрих Григорьевич – фактический нынче начальник ОГПУ, заместитель тяжелобольного Менжинского.
Медленно, словно крадущийся в тростнике тигр, зампред прошелся по проходу, узловатыми пальцами цепляясь за спинки скамеек.
– Попрошу всех непричастных удалиться. Товарищ Мейерхольд, ваша труппа свободна.
Режиссер поднялся, глядя на Грениха и ожидая от него разрешения уйти.
– Погодите, товарищ Ягода, но мы еще не закончили… – отрезал профессор. – Вы рано себя обнаружили.
– Чего вы не закончили? – плюясь, бросил замначальника ОГПУ. Гладко выбритое лицо, полуприкрытое поднятым воротником шинели, и лысина выделялись в полутьме вагона неестественным светлым пятном, точно бельмо. – Все, что нужно, мы выяснили.
– Не-ет! – протянул ехидно Феликс Белов, вглядываясь в него обозленным взглядом, и оскалился. Как он изменился, а голос все тот же. – Вы еще не получили последнего от меня сюрприза.
– Что вы мелете, товарищ Вольф! – осадил его Ягода. – Держите себя в руках. А не то вместо Пречистенки я вам организую настоящий психиатрический санаторий.
Медленно, будто брал готовый взорваться динамит, Феликс поднял с пола жестяной кубок победителя шахматно-шашечной секции Пролетарского спортивного общества «Динамо». Ягода выхватил из кармана браунинг.
– Поставь на место, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Я передам кубок Анне. – И Феликс поставил его на скамейку через проход. – Пусть она откроет его – верхняя часть отпилена. Внутри кубок полый, в нем обещанный сюрприз. Я для вас его готовил, Генрих Григорьевич. Все ждал, когда вы подниметесь. Думаете, я вас не узнал?
Феликс бросил быстрый взгляд на Грениха, стоящего неподвижно, на ничего не выражавшем лице, в ледяном взгляде – таким он был на протяжении почти всей поездки – все же отразилась толика недоумения. Феликс заметил, как напряглись его скулы. Сюрприза он не ожидал. Про сюрприз Феликс Грениху не сказал. Конечно, профессор ничего не знал о сюрпризе! Ха-ха-ха, вот потеха! Он всех одурачил! Всех оставил в дураках! Что сейчас будет! Ой-ё! Феликс едва сдерживал рвущийся наружу гомерический хохот, скрипел зубами и скалился. Несколько долгих секунд он давил в лице эту идиотскую улыбку, потом все же посерьезнел.
– Простите, профессор, что не все вам поведал, – сожалеюще проронил он и повернулся к Ягоде. – Как вы думаете, что внутри кубка?
Тот застыл с поднятым на уровне пояса пистолетом, брови его опасно нависли над переносицей. Конечно же, первое, о чем подумал замначальника ОГПУ, что в кубке бомба. Но это было куда лучше, чем бомба!
– Мне порядком надоел этот цирк. Театр одного актера. Подобного пошиба спектакли видывали и получше. Грених, либо вы усмиряете вашего пациента, либо он прибывает в Ленинград в веревках. И уже к Зигель он не вернется. Посмотрим, как запоет он в Подмосковной колонии для умалишенных.
– Константин Федорович, позвольте Анне открыть кубок, – взмолился Феликс, комично подняв обе ладони в воздух. И Анна тотчас схватила жестянку, но замерла с ней в руках, ожидая дозволения.
– Там нет ничего опасного для здоровья, – настаивал Белов. – Исключая разве что психическое. Вы, наверное, решили, что я кубок заполнил взрывчаткой, но нет. Предмет, который там лежит, в своей сути совершенно безобидный. Он даже безобиднее, чем вы можете себе представить. Его даже можно пощупать. Но если среди присутствующих есть слишком чувствительные натуры, то им лучше отвернуться, не смотреть. – Он поднял взгляд к Асе, глядевшей на него круглыми от удивления глазами. – Вы… хоть вы и будущий судебный медик, но лучше воздержаться. Вы знали этого человека лично…
Грених нахмурился. Профессор умный – уже поди догадался.
– Что он, черт возьми, несет? – Ягода сделал шаг. Хотел было взять у Анны кубок, но не то струсил, не то посчитал ниже своего достоинства его вскрывать, остановился.
Анна Вильямс была, наверное, слишком любопытна, а может, она верила Феликсу и решила встать на его сторону. Глядя на Ягоду, сохраняя в лице выражение испуга, она стала медленно откручивать советский герб с серпом и молотом. Пальцы ее работали методично, жестяная деталь не издала ни единого звука, когда упала на ее колени. Феликс в упор смотрел на Ягоду, тот не выпускал из внимания Феликса, но он не видел, как Анна Семеновна стала медленно вытягивать из кубка что-то черно-серебристое, отдаленно напоминающее то ли шерсть животного, то ли человеческие волосы, вслед за которыми появилась полоска лимонно-желтого цвета, похожая на иссохшую кожу.
