– Ваша милость! – широкая физиономия толстячка лучилась довольством. – Все нашел…
Он примостил рядом с сыром и мясом запотевший глиняный кувшин с ковригой сероватого хлеба, выдернул из-за спины огромную наваху, принялся рубить провизию на пласты и болтать.
– Совсем с ума сошли эти французы, дороговизна страшная, да у нас в Гипускоа за такие цены вздернули бы не задумываясь, да и сидр – дерьмо, одно хорошо – прохладный…
Я невольно улыбнулся. Вместе с телом де Бриенна мне достался вот этот персонаж. Саншо Мендоса, веселый, улыбчивый толстячок, баск по национальности. Верный как собака и, несмотря на свой добродушный вид, опасный как гремучая змея. Мой слуга, казначей, мажордом, компаньон и прочее, и прочее.
Служит он мне по фамильной традиции, его прадеды служили моим прадедам, для басков это святое, мало того, мы с ним закадычные друзья, как бы странно это не звучало.
Виски прострелило жуткой болью. Картинка в глазах стала розовой.
– Мессир? – обеспокоенно вскрикнул Саншо. – Вам опять плохо? Я сейчас намочу тряпку водой…
Я мотнул головой, хлебнул сидра и натужно улыбнулся.
– Все хорошо, мой друг. Уже проходит.
– Хвала Святой деве Марии, Компостельской! – баск осенил себя энергичным крестным знамением. – Ох и напугали вы меня тогда, ваша милость. Может пару глотков орухо
[2]? Живо в себя приведет, крепкая, vaya con demonio
[3]! У меня еще осталось… – он принялся рыться в переметной суме.
Я отмахнулся.
– Говорю же, все в порядке. Выпей сам.
Саншо лукаво улыбнулся и припал долгим глотком к глиняной бутылке. Знает стервец, что я крепкую выпивку не жалую, но всегда разрешаю ему.
Я потянулся, с удовлетворением отметил, что головная боль уходит и принялся за еду. Ветчина уже слегка попахивала, но вместе с овечьим сыром и свежим хлебом получилось вполне съедобно. А вот сидр очень понравился, он оказался более кислый чем в Испании и более шипучий.
Баск засунул бутылку обратно в суму и с хрустом вгрызся в краюху хлеба, а потом, вдруг начал копаться в своем кошельке, пересчитывая монеты.
Я про себя улыбнулся, уже понимая к чему это представление.
– Комнату то мы снимем, – озабоченно забормотал Саншо. – Но всего на пару дней. Опять же, за постой лошадкам надо платить. И нам что-то кушать надо. А дальше что? Но ничего, что-нибудь придумаем…
Я снял с пальца массивный золотой перстень и бросил его слуге.
Саншо ловко поймал и ошарашенно воскликнул:
– Мессир! Это же подарок от маркизы Гуэрра! Как можно?
– Можно, мой друг, можно… – я безразлично пожал плечами. – Но не продавай, пока просто заложи. Может со временем выкупим.
– Как прикажете, – баск тщательно завернул перстень в тряпицу и спрятал себе в кошель, все еще продолжая осуждающе качать головой.
Да уж, самому слегка жалко. Золото, россыпь изумрудов вокруг большого рубина – работа тонкая, изысканная, стоит немало. Сам-то я с оной маркизой не знаком, но по воспоминаниям Антуана горячая была штучка. Но с монетой у нас действительно скверно. Из Мадрида пришлось сваливать спешно, последняя клиентка не расплатилась, а сам Антоха особой бережливостью не страдал. Мигом проматывал все что зарабатывал. Так что увезли только то, что было в кошелях. Но ничего, к счастью, у нас есть рекомендательное письмо, так что за деньгами дела не станет. Может быть. Особенно не уверен.
– Мессир… – встревоженно зашептал Саншо. – Сюда идут люди. И я готов прозакладывать свой кошель против дырявых чулок, они идут сюда не драться.
Я уже и сам заметил довольно колоритную, но короткую процессию. Впереди под ручку шествовали расфуфыренный кавалер и девица. А позади них брел сутулый, худющий малый, скорее всего слуга дворянина, он тащил огромную корзину со снедью.
– Ваша милость? – баск посмотрел на меня.
Я подал знак не обращать внимания, мол, пусть идут себе – в роще всем места хватит.
Но чертова парочка направилась прямо к нам.
– Вы заняли нашу поляну! – с апломбом заявил кавалер.
Полненький, с румяными щеками, козлиной бородкой и тщательно завитыми кудрями он был несколько похож на павлина в брачный период. Сходство усиливала пестрая одежда, вся обшитая кружевами и ленточками. Даже приспущенные сапоги по краю раструба были обшиты кружевами. Да и рапира на богатой перевязи сверкала позолотой.
Девица жеманно покраснела. Несмотря на яркую, нарядную одежду, по ней было видно, что она далека от благородного сословия – это я понял сразу. Прическа, покрой платья, непородистая, хотя и симпатичная мордаха все свидетельствовали об этом. Опять же, благородные дамы пешком в рощи не ходят.
Я отметил все это походя, все-таки хозяин моего тела был плоть от плоти этого времени. Да и я сам, похоже, не совсем профан в этом деле. Знать бы еще откуда я все это знаю.
Запыленный носок сапога кавалера словно невзначай опрокинул наш кувшин, сидр янтарной струйкой пролился на траву.
Саншо украдкой убрал руку за спину, взявшись за наваху, но смолчал.
– Вы опрокинули наш кувшин, мессир… – я неспешно встал.
– Сидр? – рот кавалера скривился в глумливой гримасе. – Констанция, ты слышала, они пьют сидр, ха-ха-ха…
Констанция тем временем не отрывала от меня глаз и никак не среагировала на своего дружка. Слуга стоял в сторонке, по выражение на плоской морде было видно, что ему плевать на все вокруг.
– Получите и убирайтесь! – пафосно заявил дворянин, бросив на скатерть мелкую монету. – И поскорее!
– Шевалье де Бриенн, – я церемонно поклонился. – Позвольте узнать ваше имя?
Вежливость, черт бы ее побрал, вежливость визитная карточка дворянина.
– Вы дворянин? – картинно удивился кавалер, хотя не мог не заметить мою шпагу и шпоры на сапогах. – Ах, ну да! Ну что же, шевалье Оноре де Ганделю! К вашим услугам!
При этом выпятил грудь, приняв горделивую позу. Похоже, меня совершенно не опасался, даже наоборот, решил показательно унизить перед своей девкой. Впрочем, как и многие, в дальнейшем жестоко поплатившиеся за ошибку. Всему виной моя внешность, а точнее внешность Антуана де Бриенна. Худющий, несмотря на широкие плечи, скорее хрупкого телосложения, морда нежно-красивая и невинная, светлые патлы вьются – вылитый херувимчик. На женщин внешность действует убойно, а мужчины все норовят доминировать.
Правда глаза все портят, глаза ледяные, зеленые, как у волка, но в глаза редко кто смотрит.
