— Правда ли, что нас использовали как ездовых животных в том мире?
— Что? — Эмиллия удивлённо посмотрела на Данца, пытаясь понять, шутит ли он. Только лицо мужчины оставалось за маской. Почти спокойная поза, рука прикрывала глаза, без слов можно понять о напряжении мужчины.
— К сожалению или благу я плохо помню жизнь тогда, — грустно поведал грифон, уплывая в воспоминания. — Помню момент, когда все очутились в новом мире. Смутно запомнил как погиб единорог, хотя как погиб стал умертвием, и его запечатали. После всего этого пошли истории про нас…
Данц не сразу заметил побледневшее лицо Эмиллии. Дрожь витала в воздухе и становилась осязаемая на рецепторах нюха. А расширенные зрачки девушки заметно помутнели от чувств.
— Умертвием… — одними губами прошептала Эмиллия, вспоминая, что увидела перед уходом Сонорха и Акитцу Фейла. Место, где тайплейсы сейчас, походило на склеп или… да это ИЛИ и врезалось в сознание, раскалённым железом причиняя боль.
Запечатанное место — склеп. Как бы существа не хотели запечатать единорога, то ничего не получится. Даже если сам хранитель выбрал такую судьбу, то просто все глупцы.
— Неужели все забыли об этом? — прижимая чистый лист лаваша проговорила Эмиллия. В памяти возникли когда-то вычитанные слова про спасение. Его ещё можно спасти. Только оставалось вспомнить как.
Лаваш заискрился превращаясь в лист бумаги из книги. Комната затряслась от неведомой магии, прорвавшейся через защиту. Что-то тёмное заволокло всё пространство, закрывая обзор. Запах сладко-кислый оповещал, что к ним наведалось умертвие.
Мёртвый единорог стоял посредине творившегося безобразия. Когда-то белый и красивый, он превратился в оголённое в некоторых местах мясо и скелет. Красные огни на месте глазниц неотрывно смотрели на элементалия. Рог, покрытый чёрной эрозией, слабо сиял, удерживая от убийства.
Данц Льинов хотел помочь Эмиллии, но не мог двинуться с места. Он вдруг оказался прикованный чёрными цепями возникшими вместе с хранителем того мира.
Два вымерших существа Эмиллия и единорог неотрывно смотрели друг на друга. От них потянулись лианы, образующие кокон закрывавший от посторонних глаз. Ветер не успевший отдохнуть после получения новой ступени, вырвался собираясь напасть на угрозу хозяйки, но остановился поняв всю ситуацию.
Помощь.
Ему нужна их помощь.
Иначе и этот мир может рухнуть только в этот раз никто не сможет выжить. Но сможет ли элементалий справиться с тем, что дарует ей хранитель? К сожалению, стихия мало думала о таких нюансах, понимая, что сейчас его хозяйку никто не сможет остановить. Она приняла решение. И сейчас всё зависит только от неё.
Эмиллия стойко стояла на ногах, вместо отвращения и жалости в душе разливалась надежда. Пальцы недоверчиво сжимали вырванный лист из гримуара, того самого, который находился под семью печатями у мачехи. Лишь однажды элементалию удалось прочесть его, когда тот находился в отцовской библиотеке. И то, что сохранилось в памяти, может помочь прямо сейчас.
Набрав в лёгкие воздух, Эмиллия посмотрела на текст и начала читать:
— Ты пришёл в наш мир
Всеми кинутый совсем один,
Но мы пригласили на пир
Ведь ты наш вечный сир.
И зацвела тогда сирень
Вновь мы ждали перемен
И даже в тот печальный день
Мы спасли тебя — поверь
Чтоб изгнать ту тень…
Слова превращались в песню, древнею как сама жизнь. Воздух поднимался ввысь, чтобы обрушиться на единорога россыпью очищающего дождя и освобождая пленённого от проклятия полученного так глупо. Сил Эмиллии хватило лишь на это. Но этого оказалось достаточно, чтобы выполнить часть пророчества прошлого мира о котором вряд ли кто вспомнит теперь.
Священное существо сделало шаг, не позволяя элементалию рухнуть на пол. Тьма, испугавшись гасла, с не охотой отпуская пленников. Новый мир принял единорога превращая того в перевёртыша или как сказали бы в прошлом — оборотня. Коим теперь и стал он, наделённый второй ипостасью.
В свою благодарность единорог подарил дар Эмиллии, и тому рухнувшему грифону перепала доля благодарности. Изменения дадут знать о себе не сразу, потом когда придёт их время. А пока никто их не заметит. Так решил мужчина, прижимавший в своих руках последнего элементалия.
Именно эту картину и застал Сонорх Фейл, со своим дедушкой по возвращению.
В первую секунду Сонорх застыл как вкопанный. Его друг Данц валялся на полу без сознания. Эмиллия в руках неизвестного мужчины, который по сравнению с ним приторно красив собой. Белые волосы, длиною ниже талии, с переливами серебра играли на свету от лампы. Лицо идеальной формы с челкой, расходившейся из-за рога, удивляло своей необычностью. Глаза напротив большие миндалевидной формы с опущенными уголками вниз, чёрного цвета смотрели на пришедших с укором. И так тонкие губы сжались в узкую полоску от недовольства. Незнакомец впадал в ярость, как и младший из тайплейсов.
Неизвестно что могло бы произойти дальше, если бы Акитцу не встал между ними, нахмурившись. В отличие от внука он сразу понял, кто стоит перед ними. Но такого не могло произойти. Все талмуды с этим ритуалом давно сожжены, ещё в том мире, первыми из древних по одной причине — опасность. В не тех руках они могли принести в мир разрушение. Что-то проскользнуло в воспоминание старшего тайплейса и затухло, не позволив мысли родиться. Но об этом он подумает потом, не сейчас когда обстановка накалена до предела из-за молодой крови игравшей рядом.
— Так вы встречаете священного единорога? — разнёсся голос бывшего умертвия по всему миру, но услышали его единицы. Те кто встречал его однажды. А император вздрогнул, ощутив посторонний гнев, заставивший задуматься присмирить свою демоницу и наконец-то дать потомка этому миру. Хотя много ли правителей государств? Нет, их мало, у каждой расы своя. И каждый по-своему понял происходящее.
— Единорог? — недоверие проскользнуло в нотках Сонорха, белая пелена ревности затмевала здравый смысл не только из-за того что Эмиллия в чужих объятиях, а ещё потому что мужчина был обнажён. Стоял, красуясь прелестями, и даже не думал прикрыться.
— Твоя кровь глупеет с годами хроновщик, — по старинке выразился единорог и за спиной услышал смех грифона.
Не каждый день священное животное будет задом стоять, и говорить как деревенщина. Данц впервые видел перевоплощение такой живности, с точки зрения экспериментов. Да и очнулся быстро, словно переключатель щёлкнул. Конечно не застал самого момента перевоплощения, зато сам эффект поражал. Таким образом, можно воскресить сгустки. Хотя. Наверное, нет, лист бумаги испарился, вновь вернувшись в исходный лаваш, коим являлся изначально.
— Невежа! — топнул ногой единорог, замерев на месте. Осознание пришло с воспоминаниями. Теперь став двуликим, кровь едины смешанная с двуногими передала знания стёртые с лица их мира. И те знания укололи прямо в сердце. Не только талмуд хранил тайное, но теперь часть их в нём, как клеймо за проведённый ритуал.
