Допустим, что на основании общего одобрения выдвигают способных людей, тогда сановники отделяются от государя, а низшие разобьются по партиям; если же выбирать чиновников по принадлежности к известной партии, то народ будет стремиться к близости к ним, не заботясь о применении закона.
Назначение чиновников не по их способностям указывает на смуту в государстве, как результат того, что похвалу народа считают за награду, а порицание за наказание. Тогда люди, любящие награду и не терпящие наказаний, перестав действовать в целях общей пользы, будут поступать, преследуя личные выгоды, станут партийны, действуя один для другого.
Они забудут о государе, дружа с людьми, дабы выдвинуть своих сторонников, – мало тогда сделают чиновники для государя. Если их сношения будут многочисленны, а сторонников много как при дворе, так и в провинциях, то большинство их даже больших проступков останется скрыто.
Поэтому преданные престолу сановники бывают в опасности и умирают безвинно, а предатели и лживые благоденствуют, хотя и не имеют заслуг.
Если преданные будут в опасности и станут безвинно умирать, то честные чиновники скроются; если же коварные и фальшивые очутятся в вышеуказанном положении, то коварные сановники выдвинутся. Это – основание гибели.
При таком условии сановники, оставив закон, станут действовать, добиваясь личного значения и относясь легко к закону. Много их пойдет к людям влиятельным, ко двору же государя ни один не пойдет. Во многих случаях станут думать о личных удобствах и ни в одном не станут заботиться о государстве повелителя. Число первых хотя и будет значительно, но этим не создать почет государю; хотя чиновников будет вполне достаточно, но не для службы государству.
В этом случае, хотя у государя и будет звание владыки людей, в действительности он будет на содержании у чиновников.
Поэтому я и говорю: при дворе государства, обреченного на гибель, нет людей.
Однако отсутствие людей при дворе не указывает на упадок правительства. Личные дела устраиваются, но чиновники не заботятся об улучшении государства; сановники стремятся к взаимному почету, не обращая внимания на почет государя; низшие чиновники жалованьем поддерживают связи, не считая делом службу.
Дело обстоит так потому, что государь не ставит выше всего решений на основании закона, а поступает, доверяя низшим.
Поэтому разумный государь выбирает людей, руководясь законом, но не сам; определяет заслуги на основании закона, не определяя их сам. Способные тогда не заслоняются, а неудачники не могут прикрасить себя; получающие одобрение народа не выдвигаются перед государем, а порицаемые не удаляются. В таком случае между сановниками и государем ясно определяется все, и легко тогда править, почему государь во всех случаях, утверждая и запрещая, и применяет закон.
Это возможно, если правитель поступает, руководясь только законом.
Способные тогда, будучи сановниками, отдают свои таланты на службу государю, не имея двоедушия, и правительство не решается отказываться от дела низкого, а войска – от опасности. Покорность высшим считается послушанием закону государя; все спокойно ждут приказаний его, не разбирая, насколько они правильны.
Поэтому они не говорят личного, не видят частного, смотрят и говорят глазами и речами государя, а последний всячески устраивает их.
Чиновников можно сравнить с руками: ими чешут голову и приводят в порядок ноги, они помогают теплом при холоде и прохлаждают при жаре. Когда острый меч грозит телу, руки не решатся не схватить его.
Если нет способных и пристрастных к личным интересам чиновников и служак, отдающих предпочтение личному, народ имеет друзей, не переходя предела деревни, и нет у него необходимости бежать в иные края от произвола чиновников. Знатные и подлые не переходят границ, глупые и мудрые занимают соответствующие положения. Это идеал правления.
Бесчестны, по-моему, те, кто, презирая звание и жалованье, считает легким делом уйти из владения, чтобы выбрать себе государя; лишены преданности те, кто, говоря коварно, идет против закона и вопреки воле государя, упорно увещает его.
Не могу назвать гуманными поступающих милосердно, оказывая людям пользу, и считающих славой приобретение расположения низших.
Я не считаю долгом удаление от людей и пребывание в отшельничестве, одновременно с отрицательным отношением к высшим. Если пользуются извне удельными князьями, а у себя в государстве разоряют его и следят за моментами опасности, чтобы устрашить своего повелителя, говоря: «Без меня не будет расположения в дружбе с другими князьями, и недовольства без меня не разрешить», и государь слушает, вверяя им все государство; они умаляют имя его ради собственного прославления, разрушают богатство государства, чтобы обогатить свою семью, – я не назову этого мудростью. Все это встречало сочувствие во времена опасные и устранялось законами прежних царей.
Законы прежних царей гласили: «Сановники никогда не должны иметь авторитета государя и добиваться богатства; следуя указаниям его, они не должны делать дурного».
Когда следовали дорогой царей, народ в древности, в период порядка, исполнял общий закон, установленный для всех и преследовавший интересы всего владения, оставив личные планы, и стремился всеми помыслами исполнить обязанности.
Если бы государь лично проверял всех чиновников, то ему не хватило бы ни времени, ни сил. К тому же если государь сам смотрит, то низшие чиновники приукрашают то, на что смотрят; если он сам лично слушает, то низшие чиновники приукрашают слышимое; если государь сам раздумывает, то они много говорят.
Прежние цари считали эти три способа (лично все видеть, слышать и думать) недостаточными, почему, не считаясь с собственными способностями, и стали руководиться законом, разбираясь в наградах и наказаниях.
Они охраняли существенное, поэтому законы были просты и не губительны, и цари сами управляли всей вселенной.
Способные и умные не могли применить своего коварства, и опасность не была связана с их красноречием.
Не было поводов к предательству и лживости. Вдали от двора, за 1000 ли не решались относиться легко к их словам и при положении равном занимаемому Ланчжун не смели заслонять государя и искусно приукрашать дурное. Правительство, чиновники и низшие даже в мелочах не решались переступать закон. Поэтому, когда устраивали то, для чего не хватало сил, одного дня оказывалось много, и это было естественным использованием государем положения.
Поглощение государя чиновниками похоже на движение по земле, когда постепенно двигаются вперед, не замечая расстояния.
Если государь теряет свои основания – это все равно что восток и запад поменялись местами, не заметив этого.
Поэтому-то древние цари устроили компас, чтобы знать, где утро, где вечер.
