– Я тебя люблю.
– Я тебя тоже, – ответил я прежде, чем успел осознать, что это правда. – Спи давай.
И, наконец, просто уснул. Без сновидений.
День седьмой
Утро встретило меня оглушительным стуком в дверь и воплем: «Именем её Величества Ингарет, королевы Астани, откройте немедленно!» Как по голове кувалдой! Что ж они все по голове и по голове! Я опустил взгляд в сторону, где мою грудь щекотали кудри Недотроги. Взгляд Кейли на дверь был испуганным. Мама в гневе – это страшно. Я как свою вспоминаю, когда она в первый раз поймала меня с горничной… прямо в тронном зале… Ой, нет, такое лучше не вспоминать! Особенно с утра. И тем более – на ночь.
Я мужественно поднялся и поковылял в сторону забаррикадированной двери. И, наверное, споткнулся бы о Лукаса, если бы он не застонал. Как я его понимаю! После удара по голове отполировать кувалдой по ушам… Понимаю. Но не жалею. Его же никто не приглашал вчера в эту комнату? Меня, если честно, тоже. Но и не прогоняли. Я аккуратно (чтобы не навернуться) переступил через стонущее тело. Представил, что сейчас думают за дверью, и поспешил отодвинуть бюро.
Дверь состряс очередной богатырский стук, бюро, наконец, поддалось, я повернул ключ в замке и быстро отскочил в сторону. Вовремя. В комнату ввалился – прямо на пол, видимо не устоял от вида нашего ночного пристанища – богатырского вида молодой человек с лихо закрученными усами. Не иначе, очередной фаворит Ингарет. Она всегда питала слабость к таким вот брутальным мачо, с косой саженью в плечах и семью футами под килтом. Следом за ним вплыла сама Ингарет. Разгульный образ жизни оставил следы на её лице и фигуре. Несмотря на попытки эти следы стереть, они провисали сквозь слои белил и корсет.
– Что ж вы, матушка, так шумите с утра пораньше, – дипломатично заметил я. – Поспали бы с дороги, отдохнули …
– Пустынная эфа тебе матушка, – Ингарет плюнула ядом в мою сторону.
Я было задумался, как ответить лучше: «Вы очень самокритичны, матушка», «Могу называть вас «тёща», если вам так больше нравится» или ««Эфа» для мой мамы – слишком безобидно». Но эти размышления в одно мгновение стали неактуальны.
– Кейли, как ты могла?! – воскликнул, поднимаясь, молодой человек с усами и косой саженью.
– Ты же как-то смог, Сайл, – пожала плечами Недотрога, кутаясь в целомудренный халат. Неужели я так долго двигал бюро, раз она успела одеться?
Воздух между усатым и Кейлинэ потрескивал от эмоций. И мне это категорически не нравилось. Я тут уже женился практически. И на тебе: понаехали всякие… Сайлы.
– Что здесь происходит? – недовольно оглядела спальню королева.
– Увы, ничего, что могло бы вас заинтересовать, – с сожалением признался я.
Нужно было вчера поддаться на провокации Недотроги. Куда бы она сбежала после консумации-то? От мрачных размышлений меня отвлекло мычание.
– А этот здесь зачем? – поинтересовался Сайл.
– Запасной, – пожал я плечами.
– Шут гороховый, – буркнула Недотрога, но в её глазах мелькнула искра смеха.
– Запасной гороховый шут, – согласился я.
Хорошо, что я Лукасу вчера штаны подтянул, когда связывал. А то совсем неловко бы получилось. Но и голого торса со смазливой мордахой вкупе хватило, чтобы привлечь внимание Ингарет. Я с заплывшими глазами и росписью из кровоподтеков выглядел не столь привлекательно. Что не могло не радовать.
– Что здесь делает Лукас? – обратилась королева к дочери.
– Ничего. Можете забирать, – щедро предложил я.
А то вдруг королева передумает и заинтересуется мной? Кто её знает, эту старую извращенку?
Лукас, осознав, что отдуваться за всех придется ему, замычал отчаянней.
– Его Высочество имели наглость напасть на меня в моём протекторате, – обрела голос принцесса. – Его Высочество Веранир, несмотря на то, что сами пострадали от флаорцев, всталф на защиту моей чести.
Последнее предложение было адресовано усатому.
– И как, хорошо защитил? – едко спросил он.
– Уж лучше, чем ты. Впрочем, в твои обязанности не входила защита моей чести, – с горечью выдала Недотрога, подтверждая мои подозрения.
Сайл – тот самый страж, в которого когда-то была влюблена Кейлинэ. Впрочем, «когда-то» ли? Я разглядывал мужчину, с которым чуть было не сбежала моя Недотрога, не дождавшись меня. И ничего общего не видел. Да, он брюнет, как и я. Но усов я в жизни никогда не носил. И глаза голубые. Но совсем другого оттенка. Мои – яркие, насыщенные, как осеннее небо. А его – блеклые, как у снулой рыбы. Моя фигура всегда была отличной, но это просто какой-то атлет с неестественно бугрящимися под одеждой мускулами. Как такое вообще может нравиться?
– Вы ничего не знаете, Ваше Высочество, – трагично произнес неудачник.
Лукас снова замычал. Я бы на его месте помалкивал.
– Эрус Лукас, безусловно, заслуживает самого сурового наказания, – напомнил я королеве и тут же наябедничал: – Хотя он очень надеялся уладить конфликт с вами полюбовно.
Лукас заметно побледнел. Да, я умею быть мстительным. Я сын своих родителей или кто?
Недотрога поморщила носик. «Ты опять подслушивал?» – спрашивал её взгляд. Я не хотел. В кои-то веки я действительно не хотел. Кто же виноват, что я такой инвалид вчера был. И сегодня тоже.
Ингарет повеселела, видимо, прикинув, как принц будет заглаживать… трещину, возникшую его силами в межгосударственных отношениях.
– Отнесите принца в мои покои, окажите необходимую помощь, но до выяснения всех обстоятельств дела он остаётся пленником, – величественно кинула она за спину, и в помещение, внезапно уменьшившееся в размерах, ворвалась троица одетых в военное молодцов.
Они огляделись – в поисках принца. Да, ни я, ни флаорец сейчас принцами не выглядели. Я даже сапоги не натянул. Они компрометирующее валялись рядом с кроватью Кейлинэ. Чтобы избежать недоразумений, я ткнул пальцем в жертву. Офицеры обернулись к королеве за подтверждением. Она на секунду задумалась. Моё сердце пропустило пару ударов. Вдруг она решит воспользоваться ситуацией и мной? Но, наверное, я выглядел совсем плачевно. Потому что королева кивнула. И произнесла, глядя на меня:
– Эрус Веранир, после того, как вы смените повязки, я жду вас для беседы.
Я опустил взгляд. Сквозь батист рубашки просвечивало красное пятно на подштанниках. Вчерашняя рана не выдержала столкновения с тяжёлым бюро.
Стоило её Величеству покинуть опочивальню, как внутри начался форменный хаос. Трое добрых молодцев в мундирах пыталась перехватить возмущенно мычавшего Лукаса. Он извивался покруче песчаной эфы, и стражники роняли его то нижней частью, то верхней. Удары тела об пол приобрели некую ритмичность. Мычание приобрело нецензурный оттенок. В какой-то момент мне показалось, что не так флаорец вырывается, как ему достаётся. Так ему и надо.
