Джон Ноулз определенно произвел на Сару впечатление. Ей казалось, у него было все: рост, атлетическое телосложение и привлекательность — настоящий голливудский президент. Из-за этого его иногда недооценивали, что было ошибкой, которую, однако, никогда не совершали дважды. Ум Ноулза превосходил даже его внешность, что делало его более достойным противником любому политическому оппоненту.
Сара взглянула на Магуайра. Она была уверена, что ее оператор снимает в этот момент. В их работе была слаженность, проверенная временем. У Магуайра был отличный, беспрепятственный обзор сцены. Другим операторам повезло меньше — или они просто не были так хороши. Как бы там ни было, лучшие кадры сегодня будут у Джека Магуайра.
Сара в этом не сомневалась. Она считала, что ей повезло работать в паре со столь уважаемым и талантливым человеком в самом начале карьеры. Она была искренне благодарна Магуайру за его наставления. Но они были друзьями, поэтому слова благодарности можно было не произносить вслух. Так что Сара сконцентрировалась на происходящем на сцене, на финальных словах Ноулза. Как всегда, и его речь, и манера подачи были безупречны: «…нет лучше друга и ближе союзника, чем Великобритания. Эти отношения прошли испытание временем и невзгодами, и я невероятно счастлив выразить почтение мужчинам и женщинам, которые поддерживали мою нацию в это непростое время. Дамы и господа, мы собрались сегодня, чтобы поблагодарить присутствующих — и трагически покинувших нас — за неизменный героизм, которому не было равных со времен Великого поколения
[7]. Я представляю вам людей, которых можно описать одним лишь словом. Я представляю вам героев».
На последних словах толпа разразилась овациями. Ноулз польстил аудитории — как и всегда. Люди отреагировали так, как он и рассчитывал. Звуки ликования толпы оглушали, даже отчасти дезориентировали. Сара, занося заметки в свой блокнот, чувствовала, как у нее начинает кружиться голова.
Звук не утихал, казалось, несколько минут. Все, что Саре оставалось, это сосредоточиться на своих заметках. Только когда эйфория пошла на спад, ей удалось немного сконцентрироваться. Облегчение было временным.
Пару мгновений спустя свежий заряд энергии всколыхнул толпу так же внезапно, как и первый. Сара оторвала взгляд от страницы и, в поисках причины, посмотрела в сторону сцены.
Президент Ноулз сел на свое место. Трибуна пустовала недолго. Сара наблюдала за тем, как бывший президент Говард Томпсон присоединился к сэру Нилу Матьюсону, госсекретарю Северной Ирландии и самому популярному британскому политику, и как вместе они вышли на середину сцены.
Толпа поприветствовала их с тем же восторгом, что и Ноулза ранее. Прошло почти четыре года с тех пор, как Томпсон покинул свой пост в Белом доме. Каким-то образом он сохранил популярность. Матьюсона любили так же сильно. Поэтому не было ничего удивительного в том, как тепло их встретили. Как и не было ничего удивительного в том, что ничего не выражающая реакция одного человека в толпе останется незамеченной до тех пор, пока не будет слишком поздно.
Восемь
Оглушающие крики для каждого имели свое значение. Для Томпсона и Матьюсона они были заслуженной благодарностью за годы государственной службы. Для Уильяма Дэвиса они были свидетельством успешности мероприятия, своеобразным косметическим ремонтом трещин в правительстве. А для Дэмпси они были подтверждением его худших опасений. Он не мог поддерживать порядок в такой огромной неуправляемой толпе.
Глаза Дэмпси двигались за солнцезащитными очками, беспрестанно сканируя местность в поисках причины своей тревоги. Но что именно он искал? Пистолет? Нож? Бомбу? Как вообще можно заметить хоть что-нибудь в этом море людей? Его беспокойство росло, однако он не мог объяснить почему. Дэмпси доводилось бывать в гораздо худших ситуациях. Его жизнь была в опасности столько раз, что он сбился со счета. Но сегодняшний день по какой-то причине был иным.
Голос Макгрегора в наушнике был очень кстати:
— Мы отстаем от графика. Первый солдат уже должен быть на сцене и получать свою награду. Но эти сволочи не отпускают толпу и выжимают из нее аплодисменты.
— Значит, тебе нужно подать им сигнал и заставить их сесть на свои чертовы задницы! — огрызнулся Дэмпси в микрофон на запястье. Его сильный лондонский акцент прорвался и выдал раздражение.
— Это приказ, майор? — весело отозвался Макгрегор.
— Да, если ты так хочешь. Нам нужно усадить эту толпу, Каллум.
— Согласен.
Ни слова больше. Дэмпси опустил руку с микрофоном на запястье и продолжил метать взгляды в толпу.
Дэмпси знал, что Макгрегор сделает все от него зависящее. Если кто и мог заставить политиков приступить к работе, так это начальник Департамента внутренней безопасности. Однако это не облегчило тревожность Дэмпси. Не в этот раз. Он дожил до своих лет благодаря тому, что доверял своим инстинктам. Мельком увидев необычное движение и блеск металла в толпе в отдалении, он напрягся. Чутье подсказывало ему одну-единственную вещь. Что бы Макгрегор ни предпринял, было уже слишком поздно.
Девять
Джошуа был готов, винтовка заряжена. Язык тела Макгейла предупредил его заранее: внезапно стиснутые зубы, напрягшиеся под невзрачной одеждой стареющие мышцы, спокойное усиливающееся дыхание — все признаки человека, готовящегося действовать.
Глаз Джошуа был в паре дюймов от прицела. Он видел каждую деталь, каждое движение. Однако даже он удивился скорости Макгейла. Джошуа внимательно смотрел, как Макгейл запустил руки под сиденье и какое-то время, будто наткнувшись на сопротивление, подержал их там. Затем так же внезапно он выпростал их. В правой руке он теперь держал пистолет. Марка и модель были скрыты изолентой, которой он до этого был приклеен к сиденью.
Макгейл ринулся вперед, двигаясь так быстро, будто стал вдвое младше и вдвое активнее. Джошуа прилагал немало усилий, стараясь выцепить его, бегущего сквозь все еще ревущую толпу. Однако беспокоиться не стоило: Макгейл мог бежать только к одной точке, и к ней вел только один путь. Вместо того, чтобы следить за маневрами своей мишени, Джошуа навел прицел на конец прохода у сцены, куда Макгейл добежит через пару мгновений.
Сара открыла третий за день блокнот и занесла в него каждое слово и каждое ощущение, которые пришли ей в голову. Уже не в первый раз она записала термин «битломания», прекрасно понимая почему. Толпа вокруг нее была чем-то доселе невиданным. Ее непрерывная истерия возрождала в памяти кадры вопящих фанатов «битлов» в 60-е.
Такая реакция была Саре непонятна. Она знала, что британская публика уважала и Томпсона, и Матьюсона. Вдвоем они возглавляли североирландские переговоры, и до недавних зверств террористов казалось, что они направили неустойчивый мирный процесс в нужное русло. Но это не объясняло обожания толпы. Как живущая в Лондоне американка, Сара нашла все это представление немного «небританским».
