– Могу за тебя так сказать – Рикки Крысса ты обставил.
– Кого?
– Рикки Крысса, он в «Жгучей болячке» стучит, знаешь, бум да-бум-бум-бум-бум, тебя зарежу я, бум, освежую, бум, на «Складе крови», бум-бум-бум. У него татухи знаменитые.
– Мне никакого дела до этого шума.
– А с виду не скажешь.
Стопщик откатал рукав на место.
– Зато с души воротит.
Вскоре перед рассветом стопщика из полусознания выдернул лай водительского голоса – тот выкрикивал название следующего городка, как кондуктор, объявляющий остановку. С федеральной трассы он съезжал на сельскую дорогу, в конце которой раскорячился неприступный переоборудованный гараж, что служил ему домом, его бесценная коллекция из трех с лишним тысяч записей головотрясной классики во всех форматах и пять нервных собак.
– Покорнейше благодарю, – сказал стопщик, отдавая честь воображаемой шляпой, разыгрывая все так, словно это и впрямь кино. Собирая свои пожитки под подозрительным взглядом пускающего слюни псового.
– Hasta luego
[45], – произнес водитель, протягивая на прощанье руку.
– Кусь тако, – ответил стопщик, ее не принимая.
Стопщик побрел вверх по крещеному росою склону к резко освещенному «Харч-и-Горючка», где заказал особого «для ранних пташек». Обесцвеченная блондинка по другую сторону зала заигрывала с ним поверх экземпляра снискавшей похвалы критики художественной литературы «По роже», исправно останавливаясь по завершении каждой главы соединить точки сопровождающей ее иллюстрации. Она страдала от кровоточащей язвы, которую все еще считала несварением, перебора чашек черного кофе, недобора мисок отрубей. Низко-стрессовый-завис-над-стаканом-молока-и-одним-пончиком-в-глазури – вот сегодня утром ее храбрая уступка добродетелям здорового питания. Стопщик оглядел ее – и с одеждой, и без (теплая, пушистая) – и оставил жирные чаевые официантке, которой, кажется, тоже понравился.
Потом остановился у дверей рядом с газетными автоматами, поиск пропавшей девушки продолжается, ковыряясь в зубах и с легким презрением озирая далекий белый шпиль и лиственные деревья, сгрудившиеся, словно круг повозок, под дальним небом. Кто, кроме, дурня-нехристя станет жить в таком никчемном городке?
Выходящий дальнобойщик, которого он попросил подвезти, шел дальше так, словно стопщика там и не было, и в голове у него поднялся рев жуткий, как поезд, – и так же быстро угас, оставив по себе мир, лишившийся одного из своих измерений, плоский, давящий, без утешения, – но стопщик вытерпел, и немного погодя предметы обнадеживающе запрыгнули на место. Все было как было, более или менее.
Стопщик поправил мешок на плече и двинулся к дороге. Два часа спустя его посадили впервые в тот день – однорукий бывший легавый, который подвез его на пятьдесят миль и предупредил насчет юношеских пылов еще не вышедших в отставку своих собратьев. Стопщик поблагодарил его за подаренные мили, за совет, тихонько позабавившись от собственного очевидного отсутствия любопытства касаемо недостающей конечности. Ему не нравилось привлекать внимание к чьей-либо очевидной инвалидности из страха, что на каком-то недосягаемом уровне такое неуважение принесет серьезную неудачу.
Через несколько минут у ног его, мурлыча, скользнул и остановился внушительно роскошный спортивный автомобиль, чью марку он не разобрал, но когда, уже возложив руку на дверцу, склонился и увидел за рулем улыбающегося черного, от машины отмахнулся, повернулся спиной к приглушенному ругательству, вздетому пальцу, рикошетящему гравию.
– Это свободная страна, – произнес он предателю-ветру.
Немного отдохнул он на лужке цветущего клевера, лежа на боку, пожевывая травинку. Притормозил дальнобой, поманил его в кабину, но как раз именно в тот миг ему попросту не очень хотелось подыматься. Он помахал в ответ. Грузач поехал дальше.
Когда-то позже он вздрогнул в своих созерцаньях (сегментированная надежда в бормочущих кольцах, дремлющая в соке грезы) и узрел, что перед ним вхолостую стоит остаток машины – битый кузов и окислившаяся краска зеленого «Форда Галактики», производство конца шестидесятых. За рулем парень, похожий на любого другого парня. Он сел.
Радио было настроено до чрезмерной громкости на пылкие показания проповедника Боба Бёрда, транслируемые живьем из супершпиля Собора духовной физкультуры в Сан-Бернардино, Калифорния. Бог – не ведущий телевикторины, а небеса – не лотерейный приз.
– Куда? – спросил водитель, глаза такие ясные, такие серые, такие острые, что внутри их затачивался дневной свет.
– Куда б вы ни ехали, меня устроит.
– Ну что ж, – признался водитель, – у нас уже незадача. Я надеялся, что вы мне скажете.
Стопщик, опрокинутые ладони уложены чашей на коленях, наблюдал, не понимая, за тем, как поющая дорога закатывается под капот. Помни: кровь, что пролилась за тебя, миропомажет все дни твои и сделает их счастливыми
[46].
– Вы не против, – попросил стопщик, – немного пригасить тут обороты?
– Простите, – извинился водитель. – Знаете же, как бывает, когда один.
Стопщик сложил черты лица своего так, чтобы показать, что знает.
– Набираешь по краям. Делаешь громче. Поёшь вслух. Сам с собой разговариваешь. Ходишь у себя в голове. Стараешься из мухи слона делать. Сами знаете. Вечеринка на одного.
– Куда едете, туда меня и устраивает.
– Я вас и в первый раз услышал. Я импровизировал, поэтому теперь, наверное, будем импровизировать вдвоем. – Он протянул руку. – Хэнна, – произнес он. – Том Хэнна.
– Рей Соерз, – сказал стопщик.
Хватка у водителя была мягкой и бескровной – словно пожимаешь перчатку.
– Приятно познакомиться, Рей. Мне нравится человек, которому недостает курса. Мне нравится ваша честность. Мы – последние бизоны, мы, честные люди. Может, мы и не знаем, куда едем, но хотя бы знаем, где были.
Стопщик сообразил, что водитель открыто уставился на него.
– Что? – спросил он.
– Откуда вы, Рей?
– А. – Он рассмотрел окно. – Вермонт, – ответил он.
– Вермонт? Ну и совпадение. У меня шурин лыжную лавку держит в Киллингтоне. Вы откуда-то из тех мест?
– Нет-нет, вообще-то севернее. Там нет названия, на самом деле, не поселок, ничего, это просто в лесу, там горы, скорее типа коммуны.
– Коммуна? Я и не знал, что они там еще сохранились.
– О да, несколько есть. – Стопщик взвесил улики в лице водителя. – Мечта не умерла.
– Без балды.
