– Боже мой, – воскликнул Дрейк, – эта чертова фотография действительно с подписью.
– Шутишь. – Аманда подошла ближе прочесть надпись: «Папе Усону, дедушке всей охоты, твой дружбан Джек».
– Здешний вождь потрясает нас напрочь, – произнес Дрейк.
Сын с энтузиазмом кивнул.
– Туан Джек наш добрый друг.
– Конечно же, – сухо пробормотала Аманда, – Джек всем добрый друг.
Похоже было, что знаменитый киноактер лично посетил эту деревню много лет назад и неоднократно потом присылал сюда письма и подарки. Если не считать проводника и двух носильщиков, прибыл сюда он совершенно один, одинокий скиталец, предпочитавший посещать благородные места на земле так, чтобы его не отвлекала свита. Он был великим исследователем. Танцевал для народа пекитов – случай этот до сих пор с приязнью вспоминали все, кто был ему свидетелем. Однажды он вернется, и тогда устроят такое празднование, какое превзойдет всю неделю фестиваля урожая. Дрейк и Аманда – тоже друзья туана Джека?
– К сожалению, нет, – признался Дрейк, – но если бы вождь тут смог устроить нам частную встречу наедине, у меня есть сценарий, который я пишу уже шесть лет…
– У нас с ним гримерша одна была, – сказала Аманда.
Из задней комнаты вынырнула жена вождя – она несла тиковый поднос с изящными белыми чашками, до краев наполненными черным отваром, маслянистым на вид. Вся лучилась полоумным гостеприимством, напропалую сияла своим гостям, а все до единого зубы у нее во рту были испачканы катеху. Все были счастливы: в деревню не заглядывали никакие гости с тех пор, как полгода назад тут с каким-то внесезонным тренировочным марш-броском проходила шведская лыжная команда. На жене вождя был яркий желтый саронг, вместо ремня подпоясанный на талии отрезком стереокабеля.
Аманда отхлебнула глоток подозрительно пахнущей тепленькой жидкости.
– Интересно, – сказала она.
Дрейк пожал плечами, вздернув брови в вопросительном недоумении. Уставился в чашку, надеясь опознать напиток перед тем, как сделает следующий глоток. Не сумел; сделал. Причудливый вкус он все равно не мог толком определить.
– Вы не будете любезны спросить у вождя, – попросил он сына, – как можно более учтиво, чем именно мы с таким воодушевлением имеем удовольствие наслаждаться из наших чашек?
– Кока-кола, – ответил сын. Никакого перевода не понадобилось.
Лицо вождя зажглось довольством.
– Кока-кола, – повторил он гордо. Они с женой всегда стараются держать под рукой несколько старых бутылок для своих гостей с Запада. Всем, похоже, это лекарство очень нравится.
– Спасибо, – торжественно произнес Дрейк. – Для нас это и впрямь большая честь.
Он предложил тост за вождя, который вернул комплимент, объявив своих обожженных солнцем собеседников «воинами похода», которые перенесли и выстрадали так много, чтобы забраться в такую даль и оказаться в этом простом селении в дебрях больших-больших лесов.
Затем вождь вывел своих гостей на веранду, где неизменно пытливый Дрейк спросил о головах. Разве стропила обычно не украшаются десятками копченых голов?
Вождь хмыкнул. Все продано давным-давно за много денег таким, как вы. Очень жаль. Деньги нам и сейчас нужны.
Не успел Дрейк задать следующий вопрос, за руку его начала дергать Аманда.
– Пора, мистер Любознайка, вздремнуть, сам же знаешь, как тебе бывает без этих двух лишних часов отдыха.
Вождь провел их в пустые комнаты в точности, как у него, темные, скверно пахнущие и пустые. Половицы там прогнулись и потрескались, и сквозь довольно широкие щели между ними они видели голую землю внизу под длинным домом, крапчатые спины свиней, сбившихся вместе в уютной омолаживающей грязи. Вождь вручил им замок и ключ для новой сияющей щеколды на двери. Деревня менялась. Люди уходят теперь на побережье и возвращаются с новыми замыслами. Раньше так не было.
– Да, – ответила Аманда, – то же самое и у нас в стране. – Вождь удивился. – О да, – продолжала она, – наши люди тоже едут на побережье, возвращаются с новыми замыслами. Оказываются либо в тюрьме, либо на большом экране. – Дрейк улыбнулся, вскинул руки.
– Поглядите на нас.
Вождь обнял каждого по очереди, при этом торжественно произнес что-то каждому на ухо.
– Он дает вам свои личные благословения, – перевел сын. – Надеется, ваш танец будет успешным.
– Ой, спасибо, – ответила Аманда, – как поэтично он это выразил. Милый, дай ему что-нибудь приятное.
– А, ну да. Точно. – Дрейк порылся в одном из своих рюкзаков в пятнах пота. Дал вождю два нераспечатанных блока «Мальборо».
– Больше, – понудила его Аманда. – Господи, ты такой скаредный. Бутылку ему тоже дай.
Дрейк замялся.
– Но я ее придерживал на тот случай, если у нас будут настоящие неприятности.
– Откуда ты знаешь, что сейчас не самое время?
– Ох, ладно, – произнес он с колючим нетерпением, а когда повернулся вновь, то уже для того, чтобы вручить восхищенному вождю квинту «Джонни Уокера» со всею церемонностью услужливого виночерпия.
– Смотри, как он обрадовался, – сказала Аманда.
– Ну, будем надеяться, что не слишком он нарадуется, а потом обвинит в этом нас.
Едва оставшись одни, они расстелили свои постели на грубых неровных досках, развесили противомоскитные сетки, заползли под них и тут же провалились в царства сна до того глубокие, что их не населяли даже редчайшие, чудовищнейшие формы сновидческой жизни, а когда вкрадчивый Хенри в сумерках пришел разбудить их к вечерним празднествам, поднялись в смятении, несколько пугающих секунд не в силах поместить себя или свое местопребывание в мистический круг здравого смысла. Всю мускулатуру им как будто отбили; они слишком уж сознавали собственные кости.
– Большая суматоха, – объявил Хенри, едва в силах сдерживаться. – Особое угощение для особых гостей из Голливуда, Сэ Шэ А. Вам надо идти сейчас же.
Они шатко воздвиглись на ноги, переглянулись и рассмеялись – и двинулись вслед за Хенри по веранде в большую комнату встреч, заполненную селянами, сидевшими на полу длинными аккуратными рядами. Пелена сигаретного дыма уже свисала со стропил над головами, словно занавеси голубой марли. Вождь приветствовал Коуплендов с суетливым воодушевлением, провел их к почетным местам впереди на роскошном гобелене, изображающем древний мотив сплетшихся драконопсов. В голове комнаты размещалось нечто вроде алтаря, над которым установили жестокого вида маску птицы-носорога. В торжественной ритуальной манере, состоящей из равных частей жреческого и театрального, вождь снял черно-золотой покров, и обнажился деревянный шкафчик, содержащий двадцатишестидюймовый «Сони Тринитрон» и видеомагнитофон «Филипс» (голландское влияние никогда толком не покидало эту бывшую колонию). Из кожаного кисета, лежавшего на полочке под аппаратами, вождь извлек – и вновь не без значительной доли формальности – единственную видеокассету. Снаружи длинного дома донесся сиплый кашель, за ним последовал рев приводимого в действие электрического движка. Вождь вставил кассету в видеомагнитофон. Толпа притихла; телевизор моргнул и ожил. Камера двигалась, съемка с движения, прослеживая искаженным крупным планом зловещие изгибы и повороты темно-синего барельефа, на самом деле лаская извилистые формы… чего, буквы ли это какие-то, название картины? Или же – да, обожемой – знак летучей мыши. Аманда и Джейк одновременно повернулись и уставились друг на дружку, потрясенно раскрывши рты. Святая Несообразность! Посреди длинного дома пекитов посреди деревни каменного века посреди экваториальных джунглей посреди таинственного Борнео они сейчас будут сидеть среди племени бывших охотников за головами и смотреть по видео «Бэтмена».
