– Томми! – То был женский голос, он донесся от задней звери. – Я не могу монтажную ленту найти. Где она, ты говорил?
– Под сиденьем! – заорал мужчина. – С пассажирской стороны! – После чего с полуулыбкой – ошеломленным людям за обеденным столом: – Если мне придется выйти туда самому…
– Вся наличка у меня в бумажнике, – произнес Дрейк.
– На стол, – распорядился Томми. – Вы тоже. – Он подергал Брендона за волосы на загривке. – И, дамы, будьте добры ваши кошельки.
– У меня нет кошелька, – ответила Аманда, изо всех сил стараясь держать свой голос в узде. Глаза у незваного гостя были жестки и серы, словно выбеленная солнцем галька.
– Бумажник?
– На кухне.
– Скажите где.
– На крючке с ключами у телефона.
Томми кивнул.
– И все вытащить из карманов. Быстро. – Никто не заговорил, не попробовал переглянуться. Все принялись возводить пирамидки из мелочи, ключей, расчесок, носовых платков, освежающих пастилок и тому подобного на скатерти перед собой, а когда закончили – остались сидеть перед скромными этими подношениями, руки на коленях, как отчитанные школьники.
– Так-так, – осклабился Томми, увидев пузырек крэка на кучке четвертаков у Брендона. – Поддай мне лучом, Скотти
[125]. Старое «Предприятие» висит нынче над всеми нами, я полагаю, и помазанными, и проклятыми.
Никто не сказал ни слова.
– И сдается мне, у вас тоже кошелька нет, – с сарказмом спросил он у Джейс.
– В гостиной.
– Я обладаю многими талантами, дорогая моя, но, боюсь, чтения мыслей среди них нет.
– Рядом с белым креслом.
– Очень надеюсь, что у вас в соответствующих бумажниках отыщутся какие-нибудь приятные сюрпризы, – произнес он с преувеличенной растяжкой, – потому что покамест отсюда все это смотрится довольно жалким уловом.
Хлопнула задняя дверь. Женский голос они услышали еще до того, как из-за плеча Томми выглянуло ее изнуренное лицо.
– Красивенькие люди, – произнесла она. Ее обесцвеченные волосы начали отрастать много месяцев назад и теперь висели тусклыми немытыми прядями, полусветлые, получерные, по худым щекам, заляпанным гримом, который не вполне мог скрыть буйной угревой сыпи. На ней были драные джинсы и черная футболка-безрукавка. Она заметила обескураживающую горку мелочи. – И это всё? – спросила она.
– Свяжи им лентой запястья. И лодыжки. Туго.
– Извините, – произнес Дрейк, – но это все деньги, что у нас есть при себе. Мы только что вернулись из-за границы.
– Что вы намерены делать? – спросил Брендон.
– Рты им тоже заклей, – сказал Томми.
– Прошу вас, – взмолилась Джейс. – Я тогда не смогу дышать. У меня синусит.
– Ей первой заклей.
– Эй, – сказала женщина. – Это же вы, это Тэра Той. Глянь, Томми, ты посмотри, кто это, Тэра Той.
– Я не Тэра.
– А вот и Тэра.
– Меня зовут Джейс Старлинг.
– Вы уверены? – Женщина обошла ее вокруг, полуприсев, изучая ее черты с разных точек зрения.
– Кто такая Тэра Той? – спросил Томми.
– Ой, ты же знаешь. Она в той киношке была, где легавый… ну сам знаешь, легавый бунтарь с черным напарником.
– Это не я, – стояла на своем Джейс.
– Вы-вы.
– Говорю вам – можете проверить мою членскую карточку «Справедливости»
[126].
Женщина придвинулась поближе, чтобы окончательно все рассмотреть вблизи. От нее несло дымом, чесноком и автомобильным выхлопом.
– Ладно, может, и не вы. Но поразительное сходство. Могли б быть ей близняшкой. Ну и где вы снимались? – Но не успела Джейс ответить, как женщина повернулась к своему партнеру. – Томми, я не могу эту блядскую ленту оторвать. Мне ножницы нужны или что-ни-будь.
– Ножницы, – потребовал Томми.
– Второй выдвижной ящик слева у холодильника, – ответила Аманда.
Женщина опять ушла в кухню.
Томми повел пистолетом на их недоеденный десерт.
– Что это за херня?
Несколько долгих секунд никто не говорил.
– Дуриан, – произнес Дрейк.
– Похоже на лужу соплей. Это что, свеженькое у вас, матерых модников? И особая ложечка есть, чтобы такое вот черпать?
Женщина вернулась, нервно щелкая крупными ножницами с желтыми рукоятками.
– Что вы собираетесь с нами делать? – спросил Брендон.
– Понятия не имею. – Томми пожал плечами. – А вы чего заслуживаете, по-вашему?
– Уж большего, чем ваш визит, – рявкнул Дрейк.
Томми улыбнулся.
– Ну да, но вам он все равно достался, разве нет? Жизнь под завязку набита скромненькими сюрпризами. Моя-то уж точно была.
Они сидели тихо и позволили женщине связать себя лентой. Над заклеенными ртами испуганные глаза искали контакта друг с другом, целая жизнь невысказанных сообщений в мечущихся взглядах.
Томми повернул реостат на стене. В комнате стало так же ярко, как в ателье у фотографа.
– Это славно, – одобрительно произнес он, затем – женщине: – Зажги свет в гостиной, зажги весь свет. Тут ничего не разглядишь, а мне нравится смотреть, как живут другие. Это как в зоопарк ходить.
– Ого, – окликнула его женщина, – видел бы ты, какой у них телевизор. С проектором. Стереозвук.
– Разумеется, – сказал Томми, – они же передовые и прогрессивные люди, у них все барахло правильное. – Он переходил от стула к стулу, роясь в их вываленных пожитках, прикарманивая бумажные деньги. – Двадцать три вонючих дуба, – произнес он, вывернув наизнанку бумажник Брендона. – Я знаю, вы себя считаете ах-какими-четкими, что зелень не носите, но что же делать, если появляется кто-нибудь вроде меня, кому очень нужно? Что вы тогда делать станете? Что сделаете? – Он не спеша изучил водительские права Брендона. – Тридцать четыре? – с напускным недоверием воскликнул он. – Вам тридцать четыре? Я б не дал, приятель. Выглядите вы на все сорок. Пора начинать правильно питаться. Старайтесь расслабиться. Спите побольше. – Он сунул права себе в задний карман. – Может, съездим к вам, когда тут все доделаем, гульнем на всю ночь, вечеринка до рассвета.
Когда Томми огибал стол туда, где сидел в ожидании Дрейк, Аманда вдруг вскочила, рот и руки по-прежнему склеены, и рванулась к кухне.
