Правда, тут сработала старая поговорка, которую можно было перефразировать следующим образом: «Вспомнишь родственника Максутова, вот и „оно“».
Бабичев вместе в прибывшим Зубаревым, сыном того самого опального генерала, скастовали каждый по заклинанию. Первое я опознал по форме — Проклятие, а о втором уже догадался, когда помощник Извольского схватился за глаза — Слепота.
Подло? Еще как. Но как известно, все, что не запрещено — разрешено. Никто не говорил, что нельзя воздействовать на соперников.
Как только помощника вывели из строя, практически сразу покончили и с самим Извольским. Кьярд почувствовал изменение магической структуры в воздухе и подскочил к надвигающемуся человеку. Все, что успел сделать претендент — выковать форму Баклера. Да и то, не полностью. Но кусочка щита хватило, чтобы не отправиться в нокаут.
Извольский своим могучим телом сделал новый проход в лабиринте. Правда, судя по негромкой ругани, все же остался в сознании. Черным пятном мелькнула одежда лекаря, уже бросившейся к раненому. Значит, за него можно не переживать. Как и за коротышку. Если бы его жизни что-то угрожало, Варвара Кузьминична никогда бы его не бросила.
Оставшиеся три команды (одиночку и временно слепого я в расчет не брал) намек поняли. И даже не предприняли попыток прорваться к руке. Никто не хотел таскать каштаны из огня, понимая, что потом эти каштаны у тебя же и отберут.
А Бабичев ждал. И я даже знал, чего именно. Поэтому когда раздалась трель свистка, он ехидно улыбнулся, словно предвкушая что-то интересное.
Напряжение, накопившееся в воздухе, можно было резать ножом. Ревели зрители, не в силах больше сдерживаться. Тяжело дыша, как самая обычная сторожевая собака, пытался проверить прочность цепи кьярд. И лишь претенденты неподвижными статуями замерли у выхода из лабиринта. Казалось, если кто-то из них сейчас шевельнется, на него обрушится само небо.
Спокоен был лишь Костя Бабичев. В какой-то мере я даже восхитился его расчетливостью и хитростью. Сейчас лицеист напоминал хорошего футболиста на поле. Не самого лучшего, но знающего, что делать с арсеналом умений, которыми он обладает. Блин, да Бабичев напоминал меня!
Константин дождался подкрепления и стал говорить. Быстро, четко, не сводя взгляда с Васьки. Остальных претендентов для Бабичева не существовало. И что сказать, у него имелись все основания так считать.
За основу была взята тактика Извольского. Вперед идет один маг, который накрывается Эгидой, Кольчугой и Баклером. Заслоном его накрывает сокомандник. Все правильно, зачем менять то, что и так хорошо работает.
Вот только было одно «но». И этим «но» стал Бабичев, который остался возле лабиринта, а не рванул за рукой. Отправил здоровенного Зубарева. Потому что знал, как станут действовать другие. И, собственно, претенденты не разочаровали.
Как только команды поняли, что Константин Максимович вместе со своими подельниками как никогда близок к изъятию руки, так обрушили на группу поддержки всю огневую мощь. Правда, без особого эффекта.
Бабичев укрыл за собой Никодина, работающего с Заслоном, а на себя накинул Эгиду и Панцирь. Сквозь них не прошел ни Громовой шаг, ни Вспышка, ни Баллиста, ни даже слабая попытка Вспышки мечей, на которую сподобился один из магов. Мне скоро Зейфарт грамоту выдаст, за организацию практической подготовки его лицеистов. Попытка заклинания четвертого ранга — не кисло.
Бабичев стоял, чуть наклонив голову и с легкой улыбкой смотрел на затухающие попытки противников причинить ему вред. А Зубарев тем временем без всякого труда добрался до руки. Взял ее и поднял над собой под оглушительный рев зрителей. М-да, еще недавно все так ненавидели «Сынов Отечества». А теперь восхищаются. Говорят, от любви до ненависти один шаг. Видимо, обратный путь занимает тоже не так много времени.
Но все закончилось. Лиза поднесла свисток к губам, и заклинания перестали расцветать над площадью лабиринта. Зубарев чуть ли не бегом вернулся к своим, с опаской поглядывая на кьярда.
— Поздравляем «Сынов Отечества» с третьей победой подряд, — объявила Дмитриева. — Еще одна — и они навсегда заберут трофей.
Рев, буря оваций, топот ног. Я взглядом нашел тетю и не смог сдержать улыбку. Она засунула два пальца в рот и по-хулигански свистнула, тут же став отбивать ладони в аплодисментах. Вот тебе и весь аристократизм. С другой стороны, я ее понимаю. В этот раз представление вышло довольно неплохим.
— Лиза, вот деньги, отдашь Бабичеву, — протянул я купюры Дмитриевой. — Я к кьярду.
По пути встретилась обеспокоенная Варвара Кузьминична.
— Что там с ранеными?
— У Извольского легкое сотрясение, — ответила сестра милосердия. — У Негзорова перелом трех ребер.
Ага, Негзоров, видимо, это тот самый коротышка.
— Могло быть и хуже, — философски заметил я.
Варвара Кузьминична осуждающе посмотрела на меня. Ну да, извините, цинично.
— Николай, заедете на днях в госпиталь, — сказала она. — Надо поговорить по поводу вашей Лады.
— Не моей, а Иллариона, — поправил я ее. — Я эту Ладу в глаза не видел. Но спасибо, заеду. Гонорар как всегда, почтой на адрес секретариата госпиталя, верно?
Варвара Кузьминична согласно кивнула. Сказать по правде, я бы с удовольствием с ней поболтал. Мне даже казалось, что и она сегодня была настроена на диалог. Но вокруг кьярда на почтительном расстоянии уже собрались простолюдины и Протопопов.
— Еще раз благодарю Вас, Варвара Кузьминична. Простите, но мне нужно идти… — я подумал и почему-то добавил еще одно слово: — Честно.
— Конечно, идите, Николай. И… можно просто Варя.
К Ваське я бежал окрыленный, будто не касаясь земли. И даже злость кьярда, оставшегося недовольным то ли собой, то ли тем, как с ним обошлись гадкие маги, не смогла испортить мне настроения.
После коротких манипуляций с цепью, Ваську освободили. Я вскочил на него, крикнув на ходу Макару:
— Тете скажи, чтобы подождала меня.
А кьярду даже говорить ничего не пришлось. Под взглядом десятков восхищенных глаз мы взмыли в воздух, проносясь над заводом. Конечно, это было даже лишним. До Миши Хромого тут ехать совсем ничего. Но Васька заслужил небольшое поощрение. Да и мне хотелось чего-то необъяснимого, душа рвалась в небеса.
День, который казался тяжелым и рутинным, внезапно стал приятным и теплым. Не портил его даже хлесткий ветер и легкий морозец. Правда, я забыл об одном важном обстоятельстве. Этот день еще не закончился.
Глава 22
Домой я приехал практически вечером. С оттопыренными от денег карманами, приятно холодившей пальцы позолоченной рукой и кучей впечатлений. Тетя Маша говорила без умолку — о магии, лицеистах, благородных господах, кьярде, в конце концов. Я лишь успевал слабо улыбаться. Мне как-будто все это приелось, что ли, и стало обычной повседневностью.