А потом за Орионом пришла Зирундерель и отвела мальчика назад в замок. На следующий день ведьма снова отпустила воспитанника к Отту; и на этот раз Отт опять взял малыша с собою в лес. А спустя несколько дней Орион снова пришел в темную хижину Треля, где среди углов и паутины словно бы притаились тайны леса, и снова слушал чудесные рассказы Треля.
И вот ветви леса почернели и застыли на фоне яростно пламенеющих закатов, и зима оковала чарами нагорья, и деревенские мудрецы предрекли снег. И однажды Орион, отправившись в лес с Оттом, своими глазами увидел, как охотник подстрелил оленя. Мальчуган следил, как охотник подготовил и освежевал тушу, и разделил ее на две части, и завязал в шкуру так, что вниз свисали голова и рога. Отт прикрепил рога к тюку, перебросил тюк через плечо и понес домой: он был человеком сильным. Орион же радовался еще больше, чем сам охотник.
В тот вечер Орион отправился к Трелю рассказать ему свою историю, однако у Треля нашлись повести более дивные.
И по мере того как проходили дни, Орион черпал в лесной чаще и в рассказах Треля любовь ко всему, что слышится в зове охотника, и рос и креп в нем тот дух, что замечательно подходил к его имени; однако до поры до времени ничего не выдавало в малыше волшебного происхождения.
Глава XII. Расколдованная равнина
Когда Алверик понял, что Эльфландию он утратил, уже наступил вечер: два дня и одну ночь провел скиталец вдали от Эрла. И во второй раз Алверик улегся спать на той же самой каменистой равнине, с которой отхлынула Эльфландия; на закате восточный горизонт четко выступил на фоне бирюзового неба черной зубчатой линией утесов, и ни малейшего следа Эльфландии не различал взгляд. Замерцали сумерки: земные сумерки, а вовсе не та густая и плотная преграда, которую разыскивал Алверик, – преграда, что пролегает между Эльфландией и Землею. Вышли звезды: ведомые нам звезды, и под их знакомыми созвездиями странник уснул.
Алверик проснулся на рассвете, порядком продрогший; птицы не пели, по-прежнему слышались голоса прошлого, тихие и далекие: медленно уплывали они прочь, словно грезы, что возвращаются в страну снов. Юноша задумался, а суждено ли им снова вернуться в Эльфландию, или же волшебная страна отхлынула слишком далеко. До боли в глазах он вгляделся в восточные дали, но так и не увидел ничего, кроме скал этой пустынной земли. Тогда Алверик снова повернул в сторону ведомых нам полей.
Странник шагал назад сквозь холод; былое нетерпение совсем оставило его. Со временем Алверику удалось немного согреться от ходьбы, а позже – еще немного под лучами осеннего солнца. Он шел весь день; солнце запылало в небе огромным алым шаром, когда скиталец вернулся наконец к хижине кожевника. Алверик попросил поесть, и старик оказал гостю радушный прием. В горшке хозяина закипала еда для его собственной вечерней трапезы; очень скоро Алверик уже сидел за старым столом, а перед ним стояло блюдо, полное беличьих лапок и мяса ежей и кроликов. Старик отказывался приступить к ужину, пока Алверик не насытится, но прислуживал гостю столь заботливо, что Алверик почувствовал: удобный момент настал. Молодой правитель повернулся к старику в тот момент, когда хозяин потчевал его спинкою кролика, и издалека завел разговор об Эльфландии.
– Сумерки теперь дальше, чем прежде, – молвил Алверик.
– Да, да, – откликнулся старик ничего не выражающим голосом, что бы уж там ни было у него на уме.
– Куда они отступили? – спросил Алверик.
– Сумерки, сударь? – переспросил хозяин.
– Да, – отозвался Алверик.
– А, сумерки, – молвил старик.
– Преграда, – пояснил Алверик, сам не зная почему, понижая голос, – граница между здешним миром и Эльфландией.
При слове «Эльфландия» взгляд старика сделался совершенно непонимающим.
– А, – сказал он.
– Старик, – настаивал Алверик, – ты знаешь, куда исчезла Эльфландия.
– Исчезла? – повторил старик.
Это простодушное изумление не может быть притворством, подумал Алверик; но должен же знать этот человек, по крайней мере, где Эльфландия находилась прежде; ведь только два поля некогда отделяли порог хижины от волшебной страны.
– Раньше Эльфландия начиналась на следующем поле, – сказал Алверик.
Старик обратился взором к прошлому и некоторое время словно бы вглядывался в былые дни, а затем покачал головой. Алверик не сводил с кожевника пристального взгляда.
– Ты знал об Эльфландии! – воскликнул он.
Но старик опять промолчал.
– Ты знал, где пролегала граница, – настаивал Алверик.
– Я стар, – откликнулся кожевник, – и спросить-то мне не у кого.
Услышав это, Алверик понял, что старик думает о своей покойной жене; и осознал странник не менее отчетливо, что, будь она жива и находись в эту самую минуту здесь, в комнате, все равно ему, Алверику, не удалось бы узнать об Эльфландии ничего нового; нечего тут было добавить. Однако что-то похожее на досаду заставляло Алверика продолжать разговор на запретную тему даже после того, как юноша понял: дело это безнадежное.
– Кто живет к востоку отсюда? – спросил он.
– К востоку? – отозвался старик. – Сударь мой, разве нет на свете севера, и юга, и запада, что вам так уж понадобилось глядеть на восток?
На лице кожевника застыло умоляющее выражение, но Алверик мольбе не внял.
– Кто живет на востоке? – повторил он.
– Никто не живет на востоке, сударь, – отвечал старик. И воистину не солгал.
– Что же там было раньше? – спросил Алверик.
И старик отошел, дабы присмотреть за горшком с жарким, и что-то пробормотал про себя, отвернувшись, так что с трудом можно было разобрать.
– Прошлое, – молвил он.
Ничего более не сказал старик и не пояснил того, что сказал.
Тогда Алверик спросил, не найдется ли для него в доме постели на ночь, и хозяин подвел гостя к той самой старой кровати, которую юноша смутно помнил спустя столько неподсчитанных лет. Алверик согласился на это ложе без дальнейших разговоров, чтобы старик смог поужинать. Очень скоро юноша уже крепко спал, наконец-то оказавшись в тепле и наслаждаясь желанным отдыхом, в то время как хозяин дома неспешно размышлял про себя о многих вещах, о которых, как полагал Алверик, кожевник и не знал, и не ведал.
Алверика разбудили птицы наших полей: птицы, распевавшие запоздалые свои песни ясным октябрьским утром, что вдруг напомнило им о Весне. Юноша поднялся, вышел за дверь и зашагал к самой высокой точке небольшого поля, что протянулось от той стены хижины, в которой не было окон, в сторону Эльфландии. Оттуда Алверик поглядел на восток, но вплоть до самой дуги горизонта взгляду его открывалась все та же самая бесплодная, пустынная, каменистая равнина, что находилась на этом самом месте и вчера, и позавчера. Потом кожевник накормил гостя завтраком, после же Алверик снова вышел за порог и оглядел равнину. А за обедом, что хозяин хижины, робея, согласился разделить с гостем, Алверик опять попытался затронуть тему Эльфландии. И что-то в ответах и в умолчаниях старика пробудило в Алверике надежду, что, может статься, именно теперь ему удастся узнать что-нибудь новое о местонахождении бледно-голубых эльфийских гор. Потому юноша заставил старика выйти за порог, и повернулся в сторону востока, куда спутник его поглядел очень неохотно, и, указав на один из обломков скалы, самый заметный и самый ближний, сказал, надеясь, что на вопрос об определенном предмете получит определенный ответ:
