И не слишком-то разгневались при этом обитатели топей; ибо и народу болот не раз случалось одурачить троллей, и троллям не раз случалось одурачить народ болот; и те и другие проделывали это на протяжении веков бессчетное количество раз, и одни только мудрые ведали, кто кого в этом деле обставил и на сколько. Блуждающие огни немедленно утешились, припомнив все те случаи, когда троллей удалось выставить в нелепом свете, и согласились отправиться вместе со своими огнями на охоту за единорогами, ибо воля жителей трясин слабела, когда оказывались они на твердой земле, и с легкостью соглашались они на любое предложение, и слушались кого угодно.
Не кто иной, как Лурулу, обвел народ топей вокруг пальца, зная, как любят они заманивать путников; раздобыв самую высокую шляпу и самый солидный плащ, что только удалось стащить, тролль выступил в путь, притворяясь, так сказать, наживкой, что непременно должна была привлечь блуждающие огни со всего болота. Теперь же, собрав обитателей трясин на твердой земле вокруг себя и заручившись их обещанием помочь своим светом в охоте на единорогов (что особого труда не составило, ибо заносчивых единорогов блуждающие огни терпеть не могут), Лурулу повел их к деревне Эрл, поначалу медленно, чтобы те попривыкли ступать по твердой земле. Так через поля дохромали они до Эрла.
И теперь в болотах от края до края не осталось никого и ничего, что имело бы отдаленное сходство с человеком; и гуси наконец снизились, оглушительно шумя крыльями. Маленький быстрый чирок стрелой промчался домой; и темный воздух загудел, как струна, вторя полету уток.
Глава XXX. Магии слишком много
В Эрле, что некогда вздыхал по магии, теперь магии оказалось хоть отбавляй. Голубятня и старые дровяные склады над конюшней были битком набиты троллями; шутовские их проделки просто-таки никому не давали проходу; а поздними ночами, когда стихала деревенская сутолока, на улицах дрожали и метались вверх-вниз яркие искры. То болотные огни взяли за моду разгуливать, приплясывая, вдоль канав: они поселились на топких берегах утиных прудов и в черно-зеленых прослойках мха, что затянул самые старые соломенные крыши. Казалось, что все в деревне идет не так, как прежде.
И среди этого волшебного племени магическая суть Ориона, та волшебная половина его души, что дремала прежде, пока общался он с земными людьми, всякий день внимая разговорам заурядным, – суть эта очнулась от сна и пробудила в его голове давно уснувшие мысли. Перезвоны эльфийских рогов, что часто слышал Орион вечерами, ныне преисполнились для юноши скрытого смысла и зазвучали гораздо громче, словно теперь играли не в пример ближе.
Жители деревни, наблюдая за своим правителем днем, видели, что взор его обращен в сторону Эльфландии, видели, что дела ему нет до разумных земных забот; ночи же приносили с собою невиданные огни и бессмысленную скороговорку троллей. В Эрле воцарился страх.
В ту пору парламент сошелся снова: двенадцать седобородых перепуганных старцев собрались в доме Нарла, – вечером, когда окончены были дневные труды. Благодаря всей этой новообретенной магии, что пожаловала из Эльфландии, в дыхании вечера ощущалось нечто нездешнее. Все до одного парламентарии, пока бежали они сломя голову от собственных натопленных хижин к кузнице Нарла, видели непоседливые огни и слышали невнятные голоса, что земле христианской никоим образом не принадлежали. Неясные тени, происхождения явно неземного, крались в сумерках: кое-кто приметил и их; и опасались селяне, что существа самые разнообразные пробрались за границу Эльфландии, дабы навестить троллей.
Парламентарии вели дебаты, понизив голос: всяк говорил одно и то же, всяк пересказывал одну и ту же повесть – повесть перепуганных детей, повесть женщин, что требовали возврата к прежним обычаям. Переговариваясь, селяне не спускали глаз с окон и щелей, ибо никто не ведал, что может появиться нежданно-негаданно.
И молвил Отт:
– Давайте ж, народ, отправимся к лорду Ориону, как некогда явились мы к его деду в просторный, отделанный в алых тонах зал. Давайте скажем так: встарь жаждали мы магии, и ло! – ныне обрели ее с избытком; пусть более не занимается колдовством и тем, что от смертных скрыто.
Окруженный притихшими приятелями-односельчанами, Отт напряженно прислушался. Не голоса ли гоблинов передразнивают его, или всего-навсего эхо? Кто знает? Почти тотчас же все умолкло в ночи.
И молвил Трель:
– Нет. Слишком поздно.
Как-то вечером Трелю довелось увидеть правителя Эрла: один-одинешенек, тот стоял на холме не двигаясь и, обратив взор свой к востоку, прислушивался к чему-то, что доносилось из Эльфландии. Ни звука не раздавалось в тиши; все вокруг безмолвствовало; однако Орион стоял там, внимая зову, недоступному слуху смертных.
– Слишком поздно, – повторил Трель.
Этого-то все и боялись.
Тогда с места медленно поднялся Гухик и встал у стола. Тролли оглашали голубятню бессвязной тарабарщиной, словно летучие мыши; бледно поблескивали болотные огни; во мраке рыскали нездешние твари: топоток их лап то и дело доносился до двенадцати парламентариев, что собрались во внутренних покоях. И объявил Гухик:
– Что до магии, мы просили самую малость, не более.
С тролльего чердака отчетливо донесся новый взрыв невнятной тарабарщины. Парламентарии пообсуждали немного, сколько именно магии просили они в былые времена, когда Эрлом правил дед Ориона. Когда же селяне пришли-таки к определенному плану, план этот принадлежал Гухику.
– Ежели мы не в силах повлиять на правителя нашего Ориона, – подсказал Гухик, – ежели взор его обращен к Эльфландии, давайте же всем парламентом поднимемся на холм к ведьме Зирундерели, и изложим перед нею наше дело, и попросим какой-нибудь амулет, что охранил бы нас от нашествия магии.
При имени Зирундерели двенадцать парламентариев снова приободрились; ибо ведали они, что чары ведьмы могущественнее магии блуждающих огней, и знали селяне, что нет на свете такого тролля и такого порождения ночи, что не устрашились бы ее метлы. Парламентарии снова приободрились, и залпом осушили кружки, и снова наполнили их крепким медом Нарла, и восхвалили Гухика.
Было уже совсем поздно, когда парламентарии собрались расходиться по домам: поднялись и вышли они все вместе, и дорогою держались друг подле друга, и распевали древние торжественные гимны, дабы отпугнуть наводящих ужас тварей; однако легкомысленным троллям и болотным огням торжественные гимны ни малейшего почтения не внушали. Когда же от всей толпы остался только один, он припустил к дому бегом, и блуждающие огни гнались за ним до самого порога.
На следующий день селяне закончили дневные труды пораньше, ибо перспектива оказаться на холме ведьмы после наступления ночи парламентариев Эрла не особенно радовала, да и в сумерках, строго говоря, задерживаться там не стоило. Одиннадцать парламентариев сошлись у дверей кузницы Нарла вскоре после полудня и вызвали Нарла. Все они принарядились ради такого случая так, как одевались обычно, отправляясь вместе с односельчанами к священной обители фриара, хотя не было на свете такой души, хотя бы раз фриаром проклятой, что не пришлась бы ведьме по сердцу. И вот побрели селяне, опираясь на старые добрые посохи, вверх по склону холма.
