Но на рассвете мужчины Меримны вышли из ущелья, и солнце, которое взошло, чтобы дарить миру новую жизнь, осветило вместо этого вселяющие ужас дела, что совершил меч Веллерана. И тогда Рольд сказал:
– О меч, меч! Как ты страшен и как ужасны дела твои! Зачем достался ты людям? Сколько глаз по твоей вине не увидят больше прекрасных садов? Сколько зачахнет полей – тех полей, где стоят дивные белые домики, вокруг которых резвятся дети? Сколько опустеет долин, что могли бы вынянчить в лоне своем уютные деревушки, – и все потому, что когда-то давно ты убил мужчин, которые могли бы выстроить их? Я слышу, о меч, как рыдает рассекаемый тобой ветер. Он летит из заброшенных долин и с несжатых полей. Он несет голоса детей, которые никогда не родятся. Смерть может положить конец несчастьям тех, кто когда-нибудь жил, но им, нерожденным, придется плакать вечно. Меч, о меч, зачем боги вручили тебя людям?
И из глаз Рольда покатились на гордый меч слезы, но и они не смогли отмыть его дочиста.
Когда же прошла горячка боя, то ли от усталости, то ли от утренней прохлады дух жителей Меримны смутился и остыл – как смутилось и сердце их вождя, – и они, поглядев на меч Веллерана, сказали:
– Никогда, никогда больше не вернется к нам Веллеран, потому что мы видим его меч в чужой руке. Теперь-то мы точно знаем, что он умер. О Веллеран, ты был нашим солнцем, нашей луной и нашими звездами, но солнце зашло, луна разбилась, а звезды рассыпались, как бриллиантовое ожерелье, которое злая рука срывает с шеи убитого…
Так плакали жители Меримны в час своей славной победы, ибо поступки людей часто бывают необъяснимы, а за их спинами лежал древний мирный город, которому ничто больше не угрожало. И прочь от стен прекрасной Меримны – над горами, над землями, что они когда-то покорили, над всем миром – уходили обратно в Рай души Веллерана, Суренара, Моммолека, Роллори, Аканакса и юного Ираина.
Конец Баббулкунда
Я сказал себе: «Пора увидеть Баббулкунд, Город Чудес. Он ровесник Земли, и звезды ему сестры. Фараоны древних времен из Аравии, идучи покорять новые земли, первыми увидели монолит горы в пустыне и вырезали в горе башни и площади. Они разрушили одну из гор, сотворенных Богом, но создали Баббулкунд. Он высечен, не построен; его дворцы – одно целое с его террасами: ни скреп, ни зазоров.
Баббулкунд воплощает красоту юности мира. Он считает себя центром Земли, и четверо ворот его обращены к четырем сторонам света. Перед восточными воротами сидит огромный каменный бог. Его лицо вспыхивает, освещенное лучами рассвета, и когда солнце согревает его губы, они приоткрываются и произносят слова «Оун Оум» на давно забытом языке, – все, кто поклонялся этому богу, давно уже в могилах, и никто не знает, что означают слова, произносимые им на рассвете. Иные говорят, что он приветствует солнце – бог приветствует бога на языке богов, иные – что он возвещает новый день, иные – что он предостерегает. И так у каждых ворот – чудо, в которое невозможно поверить, пока не увидишь».
И собрал я трех друзей, сказав им: «Мы – это то, что мы видели и познали. Отправимся же в путь, чтобы увидеть Баббулкунд, ибо это украсит наш разум и возвысит наш дух».
И сели мы на корабль, и поплыли по бурному морю, и не вспоминали своих городов, но прятали мысли о них, как грязное белье, подальше, грезя о Баббулкунде.
И, приплыв к земле, неувядаемую славу которой составляет Баббулкунд, наняли мы караван верблюдов и арабов-проводников и после полудня двинулись к югу, чтобы через три дня пути по пустыне оказаться у белых стен Баббулкунда. И горячие лучи солнца лились на нас с раскаленного белесого неба, а жар пустыни жег снизу.
На закате мы остановились и стреножили лошадей, арабы отвязали тюки с провизией и разожгли костер из кустарника, ибо после заката зной покидает пустыню внезапно, как вспархивает птица. И увидели мы, что с юга приближается путник на верблюде, и когда он приблизился, сказали:
– Подходи и располагайся среди нас, ибо в пустыне все люди братья; мы дадим тебе мяса и вина, а если вера твоя не позволяет тебе пить вина, мы дадим тебе другого питья, не проклятого пророком.
Путник сел возле нас на песок, скрестив ноги, и отвечал так:
– Послушайте, я расскажу вам о Баббулкунде, Городе Чудес.
Баббулкунд стоит ниже слияния рек, там, где Унрана, Река Преданий, впадает в Воды Легенд, иначе называемые Старый Поток Плегатаниз. Радуясь, вместе втекают они в северные ворота. С давних времен текли они во тьме сквозь гору, в которой Нехемос, первый из фараонов, вырезал этот Город Чудес. Бесплодные, долго текут они по пустыне, каждая в предназначенном ей русле, и нет жизни на их берегах. Но в Баббулкунде они питают священные пурпурные сады, воспетые всеми народами. По вечерам все пчелы мира устремляются туда тайными воздушными тропами. Некогда Луна, выглянув из царства сумерек, где правит наравне с Солнцем, увидела Баббулкунд в убранстве пурпурных садов и полюбила его; она искала ответной любви, но Баббулкунд отверг ее, ибо был он прекрасней сестер своих – звезд. И теперь по ночам лишь сестры-звезды приходят к нему. Даже боги порой восхищаются Баббулкундом в убранстве пурпурных садов. Слушайте, ибо я вижу по вашим глазам, что вы не были в Баббулкунде; в ваших глазах нетерпение и недоверие. Слушайте. В садах, о которых я говорю, есть озеро. Другого такого нет на свете; нет равного ему среди озер. Берега его из стекла, и такое же дно. По нему снует множество рыбок с алой и золотой чешуей и плавниками. Фараон Нехемос Восемьдесят Второй (который правит городом сейчас) имеет обыкновение вечерами в одиночестве приходить к озеру и сидеть на берегу, а в это время восемьсот рабов медленно спускаются по подземным ходам в пещеры под озером. Четыреста рабов идут друг за другом, неся пурпурные огни, с востока на запад; четыреста рабов, неся зеленые огни, идут друг за другом с запада на восток. Две цепочки огней сходятся и расходятся, рабы ходят и ходят, и рыбки в испуге выпрыгивают из воды.
И пока путник рассказывал, спустилась ночь, холодная и величественная, и мы, завернувшись в одеяла, улеглись на песок под звездами, небесными сестрами Баббулкунда. И всю ночь пустыня разговаривала, тихо, шепотом, но я не знаю о чем. Это понимали только песок и ветер. И пока ночь длилась, они нашли следы, которыми изрыли мы священную пустыню, поколдовали над ними и скрыли их; и тогда ветер улегся и песок успокоился. Снова поднимался ветер и колыхался песок, и это повторялось много раз.
Все время пустыня шептала о чем-то, чего я никогда не узнаю.
Я ненадолго заснул и проснулся от холода перед самым рассветом.
Солнце появилось внезапно; оно заиграло на наших лицах, и, откинув одеяла, мы встали, и устремились к югу, и, переждав полуденную жару, двинулись дальше. И все время пустыня оставалась одинаковой, как сон, который не кончается, не отпускает усталого спящего.
И часто нам навстречу по пустыне проходили путники – они шли из Города Чудес, и глаза их излучали свет и гордость – ведь они видели Баббулкунд.
В этот вечер на закате к нам приблизился другой путник, и мы приветствовали его словами:
